(396) Хорошо, что еще не раздражился. Подобная публика была очень раздражительной. [...]
(397) Однажды в Московском зоопарке у какой-то кошки родилось сразу восемьдесят котят. Я прочитал об этом в заметке, посвященной очередному Коммунистическому субботнику, когда советских граждан в честь Ленина заставляли выходить с метлами на улицу и все там подметать. Московские писатели в этот день обычно занимались уборочно-коммунистическими работами в зоопарке, к которому они были "прикреплены", так как писательская и животносодержащая ячейки КПСС находились в одном районе. И горе тому пишущему коммуняке, который пренебрегал этой своей ежегодной святой обязанностью! Несчастного "обсуждали на парткоме", "ставили ему на вид", что учитывалось, например, при распределении заграничных туристических поездок или при движении очереди "на квартиру". В прелестной стране мы жили рядом с мирными зверюшками! [...]
(398) [...]
(399) Грустная, но энергичная сцена, свидетельствующая о том, что Народ-Богоносец так просто коммунистическими доктринами не возьмешь.
(400) Русские вообще очень доверчивы (см. "Историю государства Российского" Н. М. Карамзина).
(401) У циников-совписов была поговорка: "Если делать, так по-большому".
(402) Раньше в Енисей, может, и приятно было броситься - река моего детства была чистой, быстрой, студеной и веселой. Нынче же, после строительства Красноярской ГЭС и обезображивания с помощью этой ГЭС огромного сибирского региона, бросаться туда не посоветую даже злейшему врагу. Река стала грязной, злой, ледяной и злобной. Интересующимся же предлагаю другой способ ухода из жизни, а именно: дожить до отпущенного Господом Богом срока и лишь потом спокойно помереть. Куда, спрашивается, спешить?
(403) "Претворять вывод" - звучит дико, но вполне по-советски.
(404) Поэтому неудивительно, что именно он, в отличие от многих других героев этого сочинения и жизни, с которой оно списано, и стал "новым русским", девизом каковых является "Во всем мне хочется дойти до самой сути", озвученное на рояле джазовым пианистом и доктором физико-математических наук В. Виттихом (г.Самара).
(405) Это коммунистические козлы придумали такой закон, что если человек где-нибудь не числится на работе, то его нужно тут же карать тюрягой или ссылкой. Под этот закон "чистили" Москву во время всех главных коммунистических мероприятий, включая Олимпиаду-80. По этому закону засадили Иосифа Бродского и массу других, более безвестных личностей. Для простого человека этот закон был прямой путевкой в бичи.
(406) Это, кстати, был неплохой путь и выбор. Такой выбор пути в андерграунд можно было бы только приветствовать, однако не все знали, что коммунизм рано или поздно накроется медным тазом, и от этого пребывали в сомнениях, прислуживая властям.
Тем не менее истинному художнику всегда присуща изначальная чуткость, поэтому Саша Соколов служил егерем, Михаил Берг - истопником в сауне, Дмитрий Бобышев измерял воду в Неве раз в день, чтоб она не залила коммунистов, Сергей Каледин и Борис Павлов были сменными вахтерами в развратном общежитии МГУ, Юрий Кублановский охранял церкви, Александр Величанский числился одно время сторожем в Олимпийской деревне, Владимир Кормер именовался помощником скульптора (своей жены). Список открыт...
(407) Видите, как интересно - значит, нельзя сказать, что в 1974 жрать уж совсем было нечего гражданам. Слово "снабжение" помните? И первый вопрос к приезжему из любого советского города: "А как у вас со снабжением?" - "Да ничего..." - "Яйца есть?" - "Бывают..."
(408) Потому что электрических звонков в деревянных домах тогда зачастую не было. Это уж потом пошли изыски - соловьиная трель вместо тупого жужжания, мелодичное кваканье... [...]
(409) Мистический страх женитьбы гениально описал в одноименной пьесе Н. В. Гоголь, так что мне тут добавить нечего. Не забывайте, пожалуйста, Гоголя и других русских классиков, молодежь! Уверяю вас, что они были хорошие, и читать их весьма полезно для дела да и просто так, чтобы поумнеть.
(410) [...]
(411) Многие мои сверстники, в том числе и я, всю свою сознательную жизнь успешно "косили" от Советской Армии. Распространяться на эту тему я не стану по той же самой причине, по которой писатель Иван Прыжов сжег вторую часть своей "Истории кабаков на Святой Руси". Начальство не должно знать уж совсем всех секретов того, как обыватели ухитряются выживать при всяких, разной степени паскудности режимах.
(412) Довольно неуклюжее словосочетание, обладающее за счет потери красоты фактографической точностью канцелярита.
(413) Медицина в СССР была "бесплатная" и оттого делилась на "хорошую" и "плохую". Не знаю, как в Москве, но в те времена в провинции взяток врачи не брали. Их "благодарили" - в основном коньяком, отчего многие из них начисто спивались. В городе К. имелись не просто хорошие, а, прямо нужно сказать, замечательные врачи. С детства помню доктора по фамилии Рафаэль. Многие из местных светил от греха подальше уехали из Питера и Москвы во время "космополитизма", потому что почти все они, как и Рафаэль, были евреи. В местном мединституте они воспитали новую плеяду хороших врачей. [...] А вот, например, мой медицинский случай - я приехал на родину, как только раскрутилась "перестройка", потому что боялся раньше ехать: провинция, закрытый город, посадят. А на третий день пребывания порвал себе мениск, приобрел "слоновью ногу" и адскую боль. Финн Юкка Маллинен, с которым мы вместе посетили город К. и у которого в начале нашего путешествия украли в поезде штаны, потому что мы с ним напились "Клюквенной" домашнего изготовления, как белорусский партизан, снес меня на своем хрупком плече в больницу, где мне парень-врач тут же гениально оказал помощь: боль прекратилась, ногу целиком заковали в гипс, выдали костыли, и я направился в бывшую партийную гостиницу "Октябрьская" сидеть в кресле и смотреть по кабельному телевидению порнографические фильмы. Навестивший меня на следующий день Юкка Маллинен вгляделся в экран, открыл рот и сказал, что фильмы такого порнонакала у него на родине для показа по телевидению начисто запрещены. И добавил, что теперь верит в необратимость перестройки, потому что "рабочие этого не отдадут назад никогда". [...]
(414, 415, 416, 417) [...]
(418) Вот еще словцо "отношения". "Наши отношения окончательно зашли в тупик", - сказала графиня, нервно ломая пальцы. [...]
(419) и вполне мог бы их закрыть навсегда.
(420) Да мог бы и тысячу раз объяснять. Тут не объяснять надо было, а сделать кое-что, чего я назвать не могу из-за страха перед обвинением в "мужском шовинизме".
(421) Литератор Володя И. поделился со мной сценами из своего первого брака. Он нигде не служил и любил по вечерам читать и писать. Его интеллигентная жена, оттрубив день в НИИ культуры, по вечерам жаждала развлечений. Она подсаживалась к Володе И., строила ему глазки, переворачивала книжку вверх ногами. А когда он не реагировал на эти заигрывания, она суровела и говорила: "Холодно, холодно, Владимир, стало у нас в доме", после чего начинался скандал. В этих сценах и теще досталась неплохая роль. Теща работала "в торговле" и, заглянув к зятю, могла сказать: "Хорошую, хорошую работку мы нашли! И ходить никуда не надо, правда? Вы делом-то когда-нибудь займетесь, Володя? Ведь не мальчик уже".
Именно такую женщину персонаж В. Шукшина заколотил в дощатом сортире гвоздями, за что чуть было не угодил в тюрьму, куда такие суки спровадили миллионы российских ребят, не желающих мириться и с этой разновидностью рабства. Распустили безнравственные коммуняки баб...