(422) словом и делом.
(423) И его вполне можно понять. Ведь трахаться без желания какая радость? Разве это хорошо, трахаться без желания? Да и с желанием, кстати, тоже. Скотство все это, товарищи!
А вообще-то человек существо и на самом деле героическое, правы коммунисты. Желеобразный, наполненный кровью, мочой, слизью, говном и путом, человек, тем не менее, совершает всякие поступки и создает мысли, достойные и более высокой субстанции.
(424) , отчего многие, услышав это слово, тут же хватаются за револьвер. Любовь в СССР могла быть только к СССР. Федот Федотович Сучков рассказал мне, как его посадили. Его приятель, который побывал на фронте и был ранен, шепотом поведал в компании, состоящей из Федота Федотовича и двух литинститутских девушек, что там происходит на самом деле. Одна из девушек, ныне известная старуха писательница И. С., донесла, что малый восхвалял немецкое оружие. (Федот Федотович видел этот донос в деле, когда ему дали перед судом с ним ознакомиться.) Гэбэшники тут же создали из них "антисоветскую террористическую группу" и всех их, кроме доносчицы, засадили за решетку. Я предложил Федоту Федотовичу написать рассказ "Первая любовь", одолжившись названием у Тургенева.
(425) Вот и молодец - наконец решился! У художника Володи Б. есть дядя Казя, тот самый, у которого дочь стала проституткой, а сын бандитом еще при коммунистах. Дядя Казя решил начать новую жизнь, уехал в Крым, купил там себе дом, повесил на стену ковер, а на ковре, в виде сабель, прикрепил два своих костыля. У него была баба-сожительница, которая очень хотела, чтобы инвалид на ней женился, отчего каждый день готовила ему "что-нибудь вкусненькое". Солидный дядя Казя, гордясь ею перед племянником, ставил бабе "оценочки". "Ну что же - борщ у нас сегодня на пятерочку, - солидно говорил он. - А вот котлетки на четверочку с минусом, хлебца в них ты, Валюшенька, явно перебухала". Ну и что же - "Валюшенька" добилась своего, после чего выгнала дядю Казю на улицу, и он теперь при новой власти работает нищим, отдавая половину собранного за день рэкетирам.
Как сказал мне в пивной, что была в Печатниковом переулке на Сретенке, один человек: "Вообще баб нужно бросать и заводить новых. Разницы нет, зато не так скучно". "Взгляд, конечно, очень варварский, но верный" (И. Бродский).
(426) [...]
(427) До чего же все-таки грубы отдельные русские пословицы, прямо нету в них никакого гуманизма и духовности. Вот, например, эта: "Больше плачешь меньше ссышь". Я бы на месте властей заставил каждого толстого русского грубияна в обязательном порядке изучить тонкий французский фильм "Шербурские зонтики", столь любимый интеллектуалами 60-х. С целью увеличения духовности на душу населения.
(428) Нет, ну кроме шуток, товарищи, ну что это такое? Размалюют себе хари свиным и собачьим салом, смешанным с красителями и кошачьей мочой, напомадят губы, зальют ресницы тушью, вставят в уши огромные кольца, на шею нанижут бусы, как туземцы, а потом требуют к себе серьезного, уважительного отношения!
(429) С женщиной толковать о честности? Я вас умоляю, Иван Иваныч!
(430) Правильно Пров Никитич сделал, что послал Ивана Иваныча изучать жизнь. А то он разговаривает с бабой как с равным себе существом. [...]
(431) То есть разрешение иметь дело с сильнодействующими лекарствами, ядами, наркотиками. Раньше и врачи были честные, и медперсонал не продавал лекарства налево, плодя наркоманов.
Так мне, по крайней мере, кажется. Или я просто-напросто постарел и уже ничего не помню. Суровые люди были коммунисты, вроде фашистов. За все, что им было невыгодно, карали строжайшим образом.
(432) Знакомый врач сказал мне, что чаще всего основой женского суицида "от несчастной любви" является грубый шантаж, и, наглотавшись, к примеру, таблеток, несчастная тут же сама звонит в "скорую", которая, если успевает вовремя приехать, промывает самоубийцу сверху и снизу. Хуже, если травятся уксусной эссенцией. Тут уж как кому повезет. Но люди ведь и вообще смертны поголовно. [...]
(433) Советские кабацкие музыканты - это отдельная и очень интересная категория граждан бывшей страны СССР. Вне зависимости от талантливости эти люди обычно хорошо знают жизнь, потому что каждый день общаются с пьяными. [...]
Вспомнил, как я однажды сидел в маленьком ресторанчике сибирского города Минусинска, том самом одноэтажном, что напротив церкви, где венчался Ленин, которого скорей всего тоже кой-кто заставил жениться, и отнюдь не полиция. Раздались шум и брань. Это швейцар не пускал в ресторан мужика в майке и полушубке да к тому же почему-то именовал его японцем, хотя тот был совершенно русского вида: багроволицый, толстомясый. "Куда прешь в таком виде, японец!" - взвыл швейцар. "Но я же только что из бани", - возражал мужик. "А-а, из бани, тогда проходи, что ж ты сразу не сказал", - подобрел швейцар.
(434) [...]
(435) Иван Алексеевич Бунин, ау! Это ведь вы сочинили: "Но у женщины прошлого нет, разлюбила, и стал ей чужой".
(436) Неплохая попытка воссоздания кабацкого мира имеется в фильмах Э. Рязанова "Вокзал для двоих" и Н. Михалкова "Родня". Вообще ресторан в России никогда не воспринимался как место, где только питаются. Ресторан это где "гуляют", пропивают зарплату, честь, совесть, казенные деньги, Родину (с большой буквы). Когда осудили шпиона Пеньковского, который, как сейчас выяснилось, продал на Запад наши ядерные секреты, то не забыли упомянуть, что он был частым посетителем ресторанов. [...]
(437) [...]
(438) Полагаю, что читателя надо уважать, и, чтобы он ни в чем не путался, фразы, подобные этой, просто необходимы для художественной прозы. Действительно, "шли дни". Шли, шли, прошли, идут дни новые. Если не заумничать, то текст любой степени сложности будет читаться весело и приятно. А иначе зачем литература, если скучно? Тогда надо идти в университет и там учиться.
(439) Конечно, лучше бы "копил", чем "накапливал", но тогда может сложиться впечатление, что Иван Иваныч складировал краденые продукты, яблоки, например, чтобы... ну что?.. ну чтобы гнать из них, к примеру, самогонку. А он самогонку не гнал. Это я самогонку гнал, когда правительство решило нас вместо пьянства гнуть в обратную сторону.
(440) , будто сошедших с полотна, изображающего скульптуру В. Мухиной "Рабочий и колхозница", что и до сих пор украшает вид на бывшую ВСХВ - ВДНХ, ныне ВВЦ, что, в принципе, одно и то же.
(441) Личные - понятно. А вот, интересно, какие общественные дела могли быть у этой пьяни и рвани?
(442) Очевидно, его там уважали, потому что он был студент. Помните, как у Достоевского в "Бесах": "От Сибири до Ташкента с нетерпеньем ждут студента".
(443) Да какое тут может быть применение, когда все это - "мещане", полностью дезавуированные храброй советской литературой. Обыватели, со своим знаменитым "мурлом мещанина", которых следовало бы не описывать, подлецов, а с ходу бросать под колеса паровоза современности. Вот у нас такая тоже "мещанка" служила в геологосъемочной экспедиции К.-ского геологоуправления. Придет с утра на работу и нет чтобы поведать что-нибудь духовное, так наоборот - рассказывает, что им вчера "с Севера вкусную рыбу привезли", они этой рыбы всей семьей "наелися", и теперь ей все время "ичется". И с такими людьми собирались строить коммунизм! "Ичется" ей...
(444) Этот изящный оборот расшифровывается очень просто: хрен бы кто тогда такое опубликовал. Я, кстати, даже немножко удивляюсь - а чего бы им было не печатать всякую мелкую похабщину для развлечения простого народа, как это делали, например, в ГДР. Нет, очень строгое у нас к литературе было отношение до самого последнего времени. Вот как русские классики ХIХ века запугали простых людей, правивших советской страной, что те сдуру принимали литературу со "звериной серьезностью" (термин, которым часто пользуется В. П. Аксенов).