(643, 644) [...]
(645) Все девушки СССР, слабо владеющие теорией и практикой секса, считали его своим женихом. Дикторша телевидения, млея от восторга, спросила его - женат ли он? Он отвечал ей даже без раздражения, просто и вежливо, как дуре. Только потом все всё поняли, когда и к нам - чу! - пришла желанная "сексуальная революция", предтеча "перестройки".
(646) Наверняка кружка была чистая, уютная, с золотыми узорами. Да и пила аптекарша скорей всего не ополоски какие, а настоящий индийский чай "со слоном", который купить в обыкновенном магазине было тогда куда труднее, чем встретить сейчас на улице упомянутого слона.
(647), а стукнуть ей по спине, чтобы это прошло, Иван Иваныч, согласно cупружескому этикету, пока еще не имел права.
(648) Так искусство из малопродуктивного занятия стало одним из подводных крыльев Ивана Иваныча, вынесших его на поверхность бытия: ведь это типичная фраза типичного "исповедального" фильма 60-х про "ищущую" (идеалов, а не вшей) молодежь. Однако, чтобы к месту произнести эту фразу, ее надо знать и всегда держать про запас, как порох, сухим. Многие "новые русские" в этом аспекте являются интеллектуалами и удивляют людей, еще менее образованных, своей разносторонней эрудицией.
(649) , как "Дама с камелиями" в своей последней стадии. [...]
(650) Понятно, что "свобода - осознанная необходимость". А вот осознанная необходимость - это тоже, что ли, свобода?
(651) Испорченный не хуже ХVIII ХХ век, подходя к своему закономерному концу, делает эту фразу зримо двусмысленной. А ведь в 1974 году она еще казалась вполне пристойной.
(652, 653) [...]
(654) А вообще-то Иван Иваныч плакал тогда практически последний раз в жизни. Не считать же высококачественными его бешеные слезы, когда он несколько лет назад сильно накрылся акциями МММ или когда его клюнул в ухо павлин в берлинском ZOO им. В. Шкловского, где он был на экскурсии с "группой господ", приехавших подписать контракт на вывоз из России того, что в ней еще осталось.
(655) Поэт остается поэтом в любой ситуации. "Милая Мила, кто смылил мыло?" - дурацки вертелось у Ивана Иваныча в этот ответственный момент. Да и потом он частенько версифицировал (мысленно). Муза, как говорится, Бизнесу не помеха. Наоборот, помогает кого-нибудь надуть.
(656) Как вы думаете, если добавить "с приветом рассказать, что солнце встало", это не будет выглядеть слишком цинично? Если да, то, считайте, я этого не говорил.
(657, 658, 659, 660) [...]
(661) Никогда не разговаривайте с женщиной всерьез. И, главное, никогда не говорите ей до конца так называемую правду, ибо эта "правда" всегда свидетельствует против вас.
(662) Понимает! Разумеется, интеллигентный "образованщик" Иван Иваныч ничего подобного ей никогда не говорил, но она внушала себе, что как бы это чувствует. До чего же хитры бабы! Один знакомый бурильщик, обслуживавший на Алдане станок "ЗИФ-600", с нежностью вспоминал свою семейную жизнь, деточек, но вдруг лицо его посуровело, и он сказал: "Я свою жену ... (трахаю), как классового врага!"
(663) "Да, конечно же, как говорится - "ты царь, живи один", но царей в России постоянно убивают, поэтому ты лучше живи не один, а со мной" (перевод с женского на общечеловеческий).
(664) [...]
(665) Да кто их разберет, в самом деле! Я в приватной беседе как-то сказал покойному писателю В. Кормеру про одну нашу общую знакомую, что она чистая ведьма. Покойный В. Кормер сухо ответил мне, что они все - ведьмы, и обвинил меня в том, что я плохо знаю раннего Гоголя, который на своей бумаге документально доказал это.
(666) Он действительно становится ДРУГИМ. Из дрожащей студнеобразной массы в результате жизненных перипетий и любви вылепляется НЕЧТО, и масса отвердевает. Ну вот и давайте теперь тогда поспорим, что лучше или хуже быть ТАКИМ или НИКЕМ, то есть исчезнуть из времени и пространства, что уже не грозит Ивану Иванычу, потому что я его описал.
(667) См. комментарий 588.
(668) Еще раз спрашиваю "антимещан" - что в этом плохого? А? Не слышу ответа.
(669) Радость - да, но радость - явление временное. Далее - тяжкий труд. Вспомнив картину своего великого земляка художника В. И. Сурикова "Переход Суворова через Альпы", я бы определил все то, что произошло с Иваном Иванычем, а заодно и с Россией, как "Переход Обломова через Штольца". [...]
(670) Есть такая народная примета: если три раза одно и то же приятное даме не повторишь, сказанное тобою считается недействительным.
(671) Обожаю мещанок и мещан! Дельные среди них попадаются товарищи, подруги и господа!
(672) , потому что он был явно близок к своей первой победе на новом пути.
(673) В данный момент у него действительно ничего нет. Но, как всякий настоящий капиталист, он все начинает с нуля, и Мила - его первое приобретение.
(674, 675) [...]
(676) Так, между прочим, и не встал ни перед кем на колени, сколько ни сулил это сделать. Уважаю! С комментарием 588 я явно поторопился.
(677) Набоков в "Других берегах" вспоминает, как, будучи ребенком, влюбился в девочку, но потом она заревела, и лицо ее стало мокрым и красным.
(678) Клянусь, что я тогда еще не знал знаменитую "туристскую" песню Ю. Визбора "Милая моя, солнышко лесное". Знаменитую настолько, что ее в моем присутствии публично исполнил, аккомпaнируя себе на гитаре, вице-премьер России Олег Сысуев.
(679) См. комментарий 665.
(680) С негодяями так всегда и происходит. А если человек порядочный, так у женщин к нему лежит только душа. Оглянитесь вокруг, и если вы порядочный человек, то увидите, что я совершенно прав. "Он бабам нравился за то, чего не должен знать никто" (Вилли Токарев, шансонье).
(681) Магия негодяя.
(682) Не быстрые, но все-таки - "колеса". Негодяй и наркоман!
(683) В переводе с женского это означает, что он ее бросил, но время от времени приходит трахаться.
(684) Это правда! К тому же у Ивана Иваныча помимо "чувств" есть квартира, постоянная прописка, с ним можно "вить гнездо". Совсем не то, что шаманаться по углам с наркоманами.
(685) [...]
(686) То есть "единственный" в том смысле... ну, в общем, сами понимаете, если действительно хотите понять сложную женскую душу.
(687) "О, вопль женщин всех времен: "Мой милый, что тебе я сделала?" (М. Цветаева)
(688) [...]
(689) Потому что весь мир - театр, как справедливо заметил Шекспир. [...]
(690) Фи, какая грубая старуха! То ли дело "Федератовна", у которой мы со Светланой однажды отдыхали "в Сочах" на заре нашей совместной жизни в 1980 году. Была она подтянутая, строгая, сказала, что "мы сами - люди тихие", познакомила нас с мужем, который жил у нее во дворе под полиэтиленовым навесом, и с постояльцем-моряком, который бесплатно приезжал к ней отдыхать с Камчатки и целые дни занимался тем, что сколачивал посылки со старухиными фруктами и отсылал их на родину. Тук-тук-тук молоток! Почта в те годы работала отлично, и фруктовые посылки в ящиках с дырочками доходили до места беспрепятственно, а обихаживала его "Федератовна" потому, что он обещал ей найти на Камчатке могилу ее брата, убитого в драке. Мы купались, загорали, рано ложились спать, пока не пошли дожди и не явился писатель Климонтович, чтобы договориться со мной о создании альманаха "Каталог", дочернего предприятия недавно разгромленного альманаха "Метрополь". Со страху перед ГБ мы для конспирации переговаривались на пустынном пляже тут же сжигаемыми записками и сочиняли письмо в США В. П. Аксенову. Вскоре весь наш тихий дом погрузился в пьянство, венцом которого было то, что "Федератовна" накрасилась, намуслила пивом локоны и устроила за наш счет во дворе под деревом коллективный ужин для всех, исключая мужа, который ворчал на пирующих из-под своего навеса, как злая собака. Мы пили портвейн и танцевали под советское радио, даже не под музыку его, а под текст. Потом у дам начались истерики, они выбегали к морю, мы все дам ловили, а рассудительный моряк уговаривал их, что жизнь - отличная штука. Перед нашим отъездом "Федератовна", получившая от мужа громадный фингал под глазом, всю ночь переписывала для себя молитвы из моего зелененького молитвенника, который мне за год до этого подарила на Новый год драгоценная Б. А. Ахмадулина в присутствии Светланы и моего многолетнего "учителя по жизни" Б. А. Мессерера. Осенью был сделан "Каталог", КГБ всех "каталожников" обыскал и забрал все, что ему требовалось, включая упомянутый молитвенник и наше пляжное сочинение, которое в дальнейшем фигурировало в сделанном мне "прокурорском предупреждении" с формулировкой "согласовывал свои антиобщественные планы с отщепенцем Аксеновым". Молитвенник, правда, потом отдали, а "Каталог" был напечатан все в том же американском издательстве "Ардис", что и "Метрополь".