Брат Михаил и брат Якоб один за другим выстрелили в воздух. Люди бросились на землю. Я внимательно посмотрел на Иуду. У меня мурашки пошли по коже. Иуда глядел со сцены с неистовым голодом в глазах. Он наслаждался хаосом. В этот момент он был властителем невинных.
Он взглянул в сторону и протянул руку. На сцену вышла его супруга Сара и приняла его протянутую ладонь. Я увидел, что Иуда ее по-своему любит. И она тоже любит его, но это была совсем не великая любовь. Это была любовь, порожденная жестокостью и одержимостью. Злая душа, связанная со злой душой.
Он что-то прошептал Саре на ухо, и она кивнула. Она поцеловала Иуду в губы и одарила его своей самой обнадеживающей улыбкой.
Он снова посмотрел на толпу. Теперь все люди сидели в гробовой тишине. Все ждали следующих слов своего Пророка.
— Сегодня мы победим дьявола в его же собственной игре. Нам известно, что в этой жизни дьявол провоцирует верующих, заманивая их души, искушая их пороками и алчностью… пугая смертью. Но мы, истинно верующие, не боимся смерти. Как мы можем, если точно знаем, что ждёт наши чистые души — рай. Бог призывает нас, его избранный народ, с радостью принять смерть. Он призывает нас сорвать планы дьявола.
Затаив дыхание, я слушал, как он рассказывает оставшуюся часть своего "откровения".
— Теперь сатана наслал на нас своих людей. Они придут, чтобы сеять хаос и множить лишь грехи и боль. Поэтому мы должны противостоять сатане самым величайшим восстанием из всех.
Люди смотрели на Иуду широко распахнутыми, доверчивыми глазами, а он тем временем продолжал:
— Мы предадим наши жизни в руки Господа. Мы подчинимся Его воле. Народ Ордена! Когда сюда прибудут люди дьявола, душой мы уже будем не здесь. Когда они увидят на этой священной земле наши безжизненные тела, то станут горевать, что так и не овладели нашими душами. Но мы уже будем ликовать вместе с нашим Господом в Сионе! Мы одолеем их нечестие. Люди, возрадуйтесь этому дню, ибо совсем скоро мы будем обедать за столом с нашим Господом!
Большинство людей захлестнула агония безумного счастья, они вскинули вверх руки и стали воздавать хвалу моему брату и их Господу. Остальные сидели неподвижно, перепуганные… в ловушке у охранников.
— Нет! — заорал я, когда понял, что вот-вот произойдет.
Затем крепче сжал прутья клетки.
— Шприцы… В них не вино… в них яд… бл*дь! Он собирается их убить…. собирается убить их всех!
— Нет, — в шоке воскликнула стоящая рядом Руфь.
— Иуда! — крикнул я. На меня нахлынула паника и отвращение.
Но мои слова заглушила музыка.
— Тем, с кем рядом сидит ребенок, дали два шприца — один для вас, другой для него. Подобно небесным опекунам, каковыми мы и являемся и очень этим гордимся, вначале мы отправим к Богу невинные души детей, — лицо Иуды расплылось в доброй, любящей улыбке. — Он будет лелеять их в своем тепле, пока мы не прибудем сразу же после них.
— О нет! — заплакала сестра Руфь. — Дети… он собирается убить и детей.
К моему горлу подступила тошнота. Заметив, как Иуда дал толпе команду приступать, я заорал, что было сил. Женщины и мужчины повернулись к сидящим рядом с ними детям. Мои глаза наполнились жгучими слезами; маленькие дети смотрели на взрослых с таким доверием… с таким гребаным доверием, что позволили бы им сделать всё, что угодно.
Я, что есть силы, тянул за решетку, в кровь разодрав ладони. Совсем обезумев, я пытался сорвать с петель дверь, но она не двигалась. Я слышал, как рядом ревели от ярости Соломон и Самсон, призывая старейшин остановиться. Стефан побледнел от ужаса. Наших криков никто не слышал, и Руфь, упав на колени, заплакала.
Однако я не мог остановиться. Даже зная, что это бесполезно, я не мог остановиться.
— Иуда! — взревел я, но мой голос потонул в шуме. — ИУДА!
Я кричал и кричал, снова и снова…
Потом я увидел, как взрослые запихивают детям в рот шприцы, заставляя их глотать содержимое. Когда настала очередь взрослых, я замер, как вкопанный.
Я, бл*дь, вскипел от гнева. Живот скрутило от тошноты и желчи. Что бы там ни было в этих шприцах, детей оно быстро не убило. Они начали кричать в агонии, их маленькие тельца корчились на земле. Дети хватали ртами воздух, и оттуда у них текла пена с кровью; они царапали себе горла, их руки отчаянно тянулись за помощью… но там некому было их спасать.
Некому облегчить их страдания…