Иуда прерывисто втянул в себя воздух, от нанесенных мною побоев у него из груди вырывались глухие хрипы. Я не двигался. Иуда повернул голову, и его губы оказались у моего уха.
— Каин…, — просипел он, и от мелькнувшей в его голосе нежности у меня защемило сердце. — Я… я люблю тебя…
Я с силой зажмурил глаза и подавился сдавленным криком.
— Мой… брат… мое сердце...
Его пальцы сжались в моих волосах.
У меня по щекам побежали жгучие слёзы, но я их не сдерживал. Я позволил безграничному горю, переполнившему мою душу, разорвать мне сердце. Я опустил голову, не в состоянии это сделать, но понимая, что должен… Пока он жив, всем грозит опасность…
Не успел я отвернуться, как Иуда произнёс:
— Зло порождает зло, Каин. Какой бы грех не запятнал мою душу, он живет и в тебе. Мы с тобой одинаковые… Рождены одинаковыми… Творим одно и то же…
Я замер. И приоткрыл рот, изо всех сил пытаясь глотнуть воздуха.
«Зло порождает зло… Зло порождает зло…».
Я не мог остановить крутящиеся у меня в голове слова Иуды. Каждый раз повторяясь, они врезались в меня, словно град пуль.
Потому что он был прав. Однако…
— Я никогда бы не сделал ничего подобного, — прошептал я и, подняв голову, уставился ему прямо в глаза. — Я никогда бы не сделал ничего подобного… чего-то настолько ненормальнго… ты их убил… их всех…
Иуда улыбнулся.
— Ещё как сделал бы… Ты уже это сделал, — ответил Иуда, и от моего лица отхлынула кровь. — Всё это…
У него из груди вырвался хрип.
— Было сделано от твоего имени.
Иуда улыбнулся ещё шире, и я увидел в его налитых кровью глазах торжество.
— Они умерли с твоим именем на губах… Пророк Каин.
Я затряс головой, снова и снова.
— Нет, — прорычал я.
Иуда улыбнулся своей окровавленной улыбкой.
— НЕТ! — взревел я
— Мы сделали это… мы всё это сделали… вместе.
Когда моих ушей достиг его хриплый голос, я принял в себя темноту, балансирующую на крае моей души. И я позволил ей себя поглотить. Позволил черной смоле ярости затмить весь оставшийся у меня в душе свет.
С оглушительным ревом я набросился на Иуду и обхватил руками его горло. Он потрясённо распахнул глаза, и тогда я это увидел… Увидел в его взгляде сомнение в том, что я доведу дело до конца. Усилив хватку, я почти слышал в голове его голос.
«Раньше ты уже пытался, брат. Тебе не удалось сделать этого тогда, не удастся и сейчас. Ты не сможешь смотреть мне в глаза и видеть, как из них утекает жизнь… Я ведь твой брат… твой брат-близнец…»
— Нет! — закричал я в ответ звенящему у меня в голове голосу. — Я должен!
Затем плюнул в раскрасневшееся лицо Иуды.
— Я должен… тебе придется заплатить… придется искупить свою вину…
Мои пальцы все сильнее сжимались вокруг его горла, перекрыв Иуде дыхание, и он начал сопротивляться. Подо мной в панике забились его ноги, пальцы принялись отчаянно царапать мне руки… но все это время я не отводил взгляда от его глаз. И за всё то время, пока Иудина кожа покрывалась пятнами, а в глазах начали лопаться капилляры, я ни разу не отвернулся.
Я сжимал его горло всё сильнее, пока у меня не заболели пальцы. Иудины ноги ослабли. Ладони оторвались от моих рук. На глаза моего брата-близнеца навернулись слёзы и покатились по его щекам. Я тоже почувствовал у себя на лице влагу, и наши с ним одинаковые слезы смешались на оскверненной равнине.
Затем, когда Иуда окончательно выбился из сил от борьбы, он приоткрыл губы и прохрипел:
— Каин… Каин…
Я сжал зубы, услышав, как с его губ слетело мое имя — мое настоящее имя, имя, которое он так часто произносил с нежностью и любовью. Имя, которое я слышал от него в порывах детского смеха… в тяжелые времена и в хорошие.
Потом он вообще перестал двигаться. И я смотрел. Смотрел ему в глаза, пока из его тела утекала жизнь, а взгляд его карих глаз стекленел под погребальной пеленой смерти…
… И я не мог отвернуться. Не мог ни пошевелить руками, ни остановить бегущий поток слез, глядя, как мой брат и лучший друг смотрит на меня из теперь уже безжизненного тела.
Несмотря на то, что вечер выдался жарким и душным, меня пробрал холодный озноб. Руки замерли на Иудиной шее… Я не мог пошевелиться…
У меня затряслись руки. Дрожь пронзила мои пальцы, и они оторвались от шеи Иуды. Красные отпечатки от моих рук были разбросаны по его коже, словно ожоги. Я закрыл глаза. Но увидел лишь побледневшее лицо Иуды, зовущего: