— Брат — услышал я, когда мы уже выходили из комнаты.
Охранники развернули меня кругом, и я увидел Иуду, стоящего посередине самой высокой ступени.
— Вот почему ты никогда не смог бы этого сделать. Возглавить наш народ. Когда припёрло, ты не смог довести до конца задуманное убийство, хотя и считал, что это будет правильно. Ты слишком остро всё чувствуешь. Так было всегда. Для этого проклятого мира зла у тебя слишком растревоженная совесть, — он опустил руку вдоль тела. — В конце концов, твоё доброе сердце стало твоей погибелью. Ты — тяжкий груз, который я нёс все эти годы. Груз, от которого я теперь с удовольствием избавлюсь. Добрым сердцам, брат, не место там, где нужно вести людей по верному пути. Они только мешают.
Когда охранники тащили меня в карцер, когда они подвешивали меня на крест, как Иисуса; когда они избивали меня до тех пор, пока у меня не осталось сомнений в скорой смерти, я думал лишь о том, что Иуда ошибался.
Вися на этом деревянном кресте и медленно умирая с каждым новым ударом по ребрам, в грудь и в живот, я не чувствовал в своём сердце никакого света. Я чувствовал только поглотившую мою душу тьму. Только ненависть, не дающую остановиться моему сердцу.
Я почувствовал, как мои вены налились злом. И на этот раз, я этому не противился. Я с готовностью это принял. Пророк Каин исчез, и вместо него возродился дьявол.
Тот, что не имел ничего общего с прежним человеком.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Хармони
Я мерила шагами камеру, пока день не перетёк в вечер. Дверь открылась, и ко мне прокрались брат Стефан и сестра Руфь.
— Он уже вернулся? — поспешно спросила я.
— Нет, — ответила сестра Руфь, и я почувствовала, как от страха сердце ушло в пятки.
— Что они с ним делают? — спросила я.
Райдер на протяжении долгих дней молчал. Я скучала по человеку, который так мило разговаривал со мной в первые несколько дней моего заточения. Я прижала к груди ладонь и закрыла глаза. Мужчина, который держал меня за руку, был таким ласковым и полным милосердия. В последние несколько дней он очень отдалился. Что-то терзало его мысли. Он никогда не рассказывал, что именно. Он никогда и ничего не рассказывал.
Не то, чтобы я сама раскрывала ему свое сердце. Делилась с ним секретами, которые становилось все труднее и труднее скрывать.
И вот теперь он не вернулся со своего наказания. Я ощутила внутри еще одну волну страха. Что-то было не так. Я это чувствовала.
Снаружи послышались приглушенные голоса. Я с тревогой взглянула на брата Стефана и сестру Руфь. Они выскользнули из камеры, а я кинулась в угол, где обычно сидела. Я напряженно вслушивалась в доносящиеся из коридора голоса охранников Пророка и молилась, чтобы с ними был Райдер. Внимательно прислушиваясь к каждому шагу, я уловила, как открылась дверь соседней камеры, а затем раздался удар, словно кого-то бросили на пол.
К горлу подступила тошнота. Райдер.
Я с нетерпением ждала, когда охранники покинут его камеру. Убедившись, что они ушли, я вытолкнула из стены камень. В комнате Райдера было темно, но я увидела, что он лежит на полу в центре комнаты. Я находилась слишком далеко, чтобы разглядеть, в порядке ли он. Меня охватила паника, мне было почти не видно, двигается ли он. Я даже не слышала его дыхания.
— Райдер, — громко прошептала я, надеясь, что он меня услышит.
Но он не шелохнулся.
— Райдер! — громче позвала я, но мужчина даже не вздрогнул.
Я прищурилась, пытаясь хоть что-то разглядеть, но не смогла.
Я пыталась его разбудить, и это показалось мне целой вечностью. Райдер по-прежнему не шевелился. Тогда я вскочила на ноги и, выбросив из головы все мысли о грозящем мне наказании, принялась колотить в дверь.
— Брат Стефан! Сестра Руфь!
Они бросились открывать дверь.
— Хармони, тише, — умолял брат Стефан, нервно поглядывая на окно моей камеры.
— Это Райдер, — тихо произнесла я. — Он не двигается. Думаю, он серьезно ранен.
Брат Стефан взглянул на сестру Руфь, и у меня внутри все сжалось.
— Так и есть, да? Они сильно его избили.
Сестра Руфь коснулась моей руки.
— Он без сознания. Он еще не очнулся. Он…, — женщина поморщилась. — Не уверена, что после такого он вообще придёт в себя. Хармони, его очень сильно избили. Может, даже слишком сильно. Не могу сказать.