Потом Монарх исчислив по получаемому им жалованью и законным доходам, полагая в то число и доброхотно из благодарности от дворян присылаемые ему столовые запасы, назначил, сколько и на что должен он издерживать, и отнюдь не жить пышнее, и таких пиров, какой он видел у него, не делать. «Разсуди, – продолжал государь, – ежели такие расходы будут делать секретари, какие ж уже, в сравнении с ними, делать должны судьи, какие сенаторы и какие сам государь?» Наконец изъяснил ему именно, какое может произойти зло из несоразмерных доходам расходов, и сколь нужно удерживать каждого от такового расточения, и дабы всякой по пословице: по одежки протягивал ножки.
После сего Великий Государь разведал, что Секретарь сей подлинно был человек честный, благодарный и в должности своей исправный.
Такое нравоучение, полагаю, было памятно во всю жизнь сему секретарю и многим, которым он сообщил, без сомнения, оное.[173]
33. Монарх разъезжает по Москве в розвальнях и наказывает озорничество
В другой раз Великий Государь к таковому же ночному разъезду благоволил употребить развальни, имея при себе одного же денщика и кучера, которому между прочим приказано было ехать чрез Воскресенские вороша. Пред прибытием же к оным, старинная карета о шести лошадях, в воротах оных, наехав на другие розвальни же, задела за оные и опрокинула; и как опровержением их карета остановилась, то прежде нежели оные подняты и карета могла разъехаться, сидевший в оных вытерпел от форейтора и кучера несколько ударов бичом. В сие-то самое время розвальни государевы прибыли к воротам; кучер и лакей увидев их кричали: «А там, что за чёрт в розвальнях?» Монарх, привстав, ответствовал: «Не ровен чёрт в коробе; и тотчас велел денщику помочь выправить опрокинутые розвальни и узнать кто в них сидел; причину, от чего они опрокинулись; остановить рыдван, и кто в нем едет? Стоило только денщику произнести одно слово, то есть, что сам Государь в тех розвальнях; шум утих, розвальни выпровожены за ворота, и рыдван остановился. Денщик доносит его величеству, что в розвальнях ехал соборный дьякон; что кучер, правивший рыдваном, из одного затворничества опрокинул розвальни, и прибил дьякона; и что карета принадлежит такому-то Боярину, и в ней едет его боярская жена.
Монарх велел денщику дать кучеру и форейтору по нескольку ударов палкою; а боярыне выговорить за потворство их людям, и проч.
Поутру же его величество, того же денщика своего послал к Боярину тому с таковым же выговором и с повелением, при нем, денщике, высечь кучера, форейшора и лакея бывшего при карете; а за побои и за обиду причиненные дьякону, заплатить ему 50 рублей; и что если впредь случится подобное какое-либо от людей его нахальство и озорничество, то за все то ответствовать будет он.
34. Выборной, при питейном сборе, похитил из казенных денег некую сумму, раскаялся, поднес их самому государю, и получил прощение
В сию же бытность его величества в Москве, один из купцов, бывший за несколько пред тем лет выборным при питейных сборах, из выручаемых и казне принадлежавших денег, присвоил себе, или сказать лучше, похитил сумму, состоявшую из нескольких тысяч рублей; но быв столько еще честен, что чувствовал угрызение совести, открыл оное на исповеди отцу своему, духовному. Добродетельный и умный священник сказал ему, что такового рода грехов не имеет он власти разрешать и прощать; а должно загладить грех сей возвращением похищенных им денег казне, коей они принадлежали. Кающийся ответствовал на сие, что он весьма бы охотно и давно сие учинил; но боится гнева Царева, и быть причиною несчастья жены и детей своих. Священник настоял однако же о непременном оного исполнении, буде желает он загладить грех сей, удостоверяя его притом, что, яко Отец Евангельский принял раскаяние заблуждшего сына, тако примет и его раскаяние Государь; и советовал сию сумму поднести самому Монарху, не опасаясь прогневить его тем.