Сей сединами украшенный достойный подданный был представлен Монарху; Великий Государь не мог прочесть помянутаго о нем описания не прослезяся; и потом обратясь к предстоящим, сказал:,Вот, сказал он, образец верности!» подошел к нему, обнял его с горячностью, поцеловал в голову, и признался, что столь отличная верность его к нему достойна соразмерной награды, проси у меня друг мой, что тебе угодно, я все тебе обещаю.
Тронутый такою милостию Г. Иголкин, проливая радостные слезы, сказал Монарху: у меня надежда Государь, по милости Божией и твоей столько еще осталось в Новгороде доходу, что могу прожить оным остатки дней моих без нужды. И потому мне нечего больше желать, как только носить на себе твою монаршую милость.
Но Государь отвечал на это: «Нет! Я не буду покоен, ежели не награжу тебя; и так воля моя есть непременная, чтоб объявил ты мне, что тебе надобно». «– Когда тебе сие непременно угодно, – сказал старик, – то повелите находящийся близ дому моего в Новгороде кабак отдать мне». Монарх на сие ответствовал улыбнувшись: «Ежели бы ты попросил у меня и весь Новгород, не мог бы я отказать тебе».
Сверх того Г. Иголкин, в прибавок к кабаку, получил от монарха за терпение и ревность его, как изъяснился монарх, довольно знатную сумму денег, с которыми и отпущен при указе в Новгород.
С сего времени великий государь называл его «дедушкою» и никогда не проезжал Новгорода, не посетив его. В одно из таковых посещений монарх, полюбил внука его, молодца лет двадцати, сказал ему: «Дедушка! отдай мне внука своего, я запишу его в мой полк и месяца чрез три сделаю офицером, и постараюсь о его счастии». Но дедушка сей отвечал: «Нет, государь, не могу с ним при старости разлучится; у меня только и радости, что он, да и делами моими без него управлять некому. На повторительные же убеждения монаршие старик сказал: «У тебя Государь, и кроме того, чтобы помнить о внуке моем, есть бесчисленное множество дел и забот, а потому легко станется, что ты про него и забудешь». «Нет дедушка, – перебил речь его монарх, – я никогда не забываю заслуг». Словом: Г. Иголкин принужден был напоследок исполнить волю своего государя. Его величество, взяв с собою его внука, записал его в Преображенский свой полк в солдаты; но частые его отлучки, крайние заботы обо всем, а паче о начавшихся мирных с Карлом XII переговорах, по которым он большею частью находился в Лифляндии, близ Конгресса, были причиною того, что в самом деле забыт был сей внук; прошло три месяца, прошло уже и пять, а он оставался все еще солдатом. Огорченный сим дед его писал ко внуку, чтоб он с дозволения командира своего, или хотя и без дозволения, но приехал бы к нему непременно; что он и исполнил.
Г. Иголкин, узнав, что монарх прибыл в С. Петербург, приехал туда и сам со внуком; он написал челобитную в Сенат, на полковника Преображенскаго полку Петра Алексеевича, и прописав в оной все происходившее, жаловался горестно на неустойку его и проч. Он челобитную сию в присутствии в Сенате государя подает; но ее не принимают, объявляя, что сей полковник есть сам государь; а государь не подсудимым нигде и проч. Старик поднимает вопль, жалуется на свою обиду; а так как здание Сената состояло тогда в низеньких мазанках, то произошедший от вопля того шум дошел, как желал он, до ушей государя; и его величество спросил о причине оного? на что секретарь ответствовал: какой-то безумный старик просит с воплем принять от него челобитную на полковника Преображенского полка; и хотя-де ему толкуют что полковник сей сам Государь, на которого не можно ни где принять челобитной, но он-де кажется непонимающим сего: и неотступно просит о принятии её. «Ах! – сказал Государь, – он не безумен; я знаю, кто он, и я виноват пред ним; примите у него челобитную, введите его суда и помирите меня с ним.» Принятая челобитная было прочтена; и потом введен был и сам старик; он, войдя, поклонился всем низко, а на Монарха и не смотрит. Тогда князь Яков Федоровичь Долгоруков, знавший его в полону, зачал говоришь первый: «Старинушка! Государь признается, что виноват пред тобою, помирися с ним». Но он, проливая слезы, ответствует:
«Какая мне польза в признании его, когда внук-то мой и по сию пору еще солдатом?» Встает сам Монарх подходит к нему и с чувствительно говорит: «Дедушка! я виноват, забыл обещание мое; но как должно было внуку твоему быть уже два месяца прапорщиком, то ныне за вину мою жалую его подпоручиком; – помиримся!»
Старик, проливая от радости, не от печали, слезы, говорит монарху: «Когда так, государь, то я не истец, Бог тебя простит». Монарх обнял его, поцеловал и посадя с собою в одноколку, привез его, к государыне, рассказал ей все произошедшее. Монархиня оправдала просителя и похвалила признательность великого супруга своего. Их Величества удостоили его посадить за стол свой;. внук его был пожалован и отпущен с дедушкою в Новгород, на такое время, сколько он захочет продержать его при себе.[183]
183
Происшествие сие записано со слов новгородского дворянина Флора Исаковича Неплюева; а по том получено cиe и на письме от Ректора Новгородской Семинарии, Архимандрита Транквиллина.