Монарх, выслушав все сие с великим, вниманием, обратясь к другим сенаторам, кои все молчали, сказал: «Что ж вы молчите и не противоречите? Правду ль он говорит или нет?» Тогда принуждены были все они признаться, что князь говорит дельно и справедливо; и изъявили готовность свою отдать все свои избытки хлеба. «Вижу я, заключил Государь, смотря на них, что можно вам упорство и противоречия его сносить». Наконец Великий Государь в чувствительных выражениях поблагодарил Князя, и признаваяся в неосмотрительности своей, что положился на представленное ему от Сената решение, и в напрасном своем на него гневе, просил в том у него прощения.
Такая признательность в самодержце и испрашивание у подданного прощения не составляет ли драгоценнейшее всех бриллиантов украшение короны его?[189]
49. Тот же князь Долгоруков вторично оспориваеть государев указ, и подобно же получаеть от его величества благодарение за оное.
В другое время Великий Государь, имея нужду в немалом количестве муки и другого хлеба для флота, прислал в Сенат указ, повелевая доставить к весне означенное в оном количество хлеба из низовых мест, дабы непоставкою оного не остановить флота.
Прочтен в полном собрании указ сей; но Князь Долгоруков, по выслушании оного, качая головою, сказал: «Спустя лето да в лес по малину; но полно можно извинить государя, бесчисленными его заботами, что не обдумав написал указ сей; ну как можно, (продолжал он) исправиться к весне поставкою суда из такой дали хлеба, упустя время; а хотя б и положить, что с нуждою поставить можно, но в таком случае станет он вдвое, а сам же он имеет нужду в деньгах». Сказав сие, положил он тот указ под сукно.
Тотчас же было донесено о сем государю; и его величество немедленно прибыв сам в сенат, спросил с досадою: исполнено ли по последнему его указу? «Не исполнено, – ответствует на сие Князь, – ибо исполнить оного не можно». Монарх с гневом перебив его речь, сказал: «От тебя всегда противоречия я слышу, с чем же я флот мой выпроводить могу?» «Не гневайся Государ, но выслушай сперва». «Ну что такое? А вот что: время уже упущено, и вычисля, что из столь дальних мест поставить в Петербург хлеб к весне ни как не можно; а хотя б, – продолжал Князь, – и можно было справиться, но станет он ценою почти вдвое, так за чем же такая напрасная трата в деньгах, в коих ты еще и нужду имеешь? А ежели еще и при всем том не может он к тому времени поставиться, как-то и думать можно, то не станешь ли ты более еще тогда на нас гневаться? А можно и без того исправиться, и флоту твоему в свое время выйти в море». «Да как же?» – сказал Государь. «А вот как, – продолжал князь; – у меня скоро будет сюда хлеба больше, нежели сколько на употребление дому моего надобно; у Меншикова, я слышу: идет его и гораздо большее количество, нежели сколько ему надобно; да чаю и у всей у нашей братии тож; так ты, Государь, и можешь у всех нас излишки те отобрать; а я наверное надеюсь, что сих излишек будет сколько тебе надобно; буде же бы того было и мало, то можно для твоей нужды и из настоящей пропорции нам по нескольку ущербить, но до того, чаю, не дойдет; а между тем не торопяся, в свое время и без передачи в цене, хлеб сюда доставить; тогда ты Государь всем нам, как прежде было, взятое у нас количество отдашь, так и ты и мы все будем без убытку, а хлопот-та уже никаких и не будет. Вот для чего, – заключил Князь, – исполнить-та указу твоего было не можно.
189
Анекдот сей сообщен от г-на статского советника Ивана Алексеевича Ушакова, который он слышал от дяди своего Ильи Федоровича Ушакова же, служившего при сем Великом Государе в гвардии.