Кашин достал документы, показал, чтобы не возникало недоразумений. Женщина кивнула и слегка оттаяла, даже руку еще разок протянула Веригиной.
– Раз так, располагайтесь. Зовут меня, если вы не знаете, а вас-то я вижу впервые... Зовут Василисой Матвеевной. Можете занять крайний домик, он у нас с печкой. А если захотите, то – где придется. Народу у нас пока нет.
– Вы что же тут одна? – спросила несколько ошеломленная таким приемом Веригина.
А впрочем, не была она ошеломленной, просто чувствовала себя не в своей тарелке. Чтобы ее ошеломить требовалось что-нибудь более мощное, и необычное, чем одинокая егерша, пекущая хлеб на берегу Верхнетуломского водохранилища, за десятки километров от ближайшей деревни.
– Почему же одна? Муж мой, Лопухин, сейчас куда-то удрал, сказал, что осмотреться ему нужно... Ну да он не просто сбег, он что-нибудь к ужину притащит, чтобы я, значит, пироги ему с дичиной напекла, раз уж выпечку затеяла. Любит он пироги-то, и с собой в лес их берет.
– Много по лесу ходит? – спросил Кашин. – Тогда он-то нам и нужен.
– Вы располагайтесь все же, а говорить потом будем, когда Лопухин вернется. – И Василиса Матвеевна обернулась к печке уже окончательно.
Сложное это дело, печь хлеб на пару недель вперед, решил Кашин, от плиты не отойдешь, и даже с пришлыми людьми лясы точить некогда.
Егерь Лопухин появился нескоро, но темнота еще не подступила к кордону. Или тут, на севере с этими сумерками всегда в июне такая путница получалась, что незнакомым с ней людям разобраться никак не удавалось.
Он привез с собой не дичину, а полмешка какой-то мелкой ребешки. По этому поводу Василиса Матвеевна вознегодовала, ведь эту рыбу ей теперь готовить придется, а ее слишком много все же, на что сам егерь отвечал, мол, если она не справится, он ее закоптит, все же не просто так, а рыба... Потом он появился в домике, где разложила свои пожитки команда Кашина.
– Здравствуйте, – поздоровался он. И тут же начал приглашать: – Время уже позднее... – Патркацишвили с комической серьезностью осмотрел почти не начинающее вечереть небо в окошке. – Матвевна приглашает на ужин. Сегодня свежий хлеб будет, и пирогов она с рыбой все же наделает, хоть и дразнилась.
По виду Лопухин был совершенно местным – невысоким, плотным, привыкшим к лесу и к тому, что все приходится делать самому, своими руками. Такими вот руками он, без сомнения, мог одним топором и избушку выстроить, и любого зверя разделать, и если надо, рыбки накоптить на всю зиму. Пожалуй, только крестьянствовать не умел, природа не та была вокруг, чтобы успешно крестьянствовать.
За столом расположились, когда Василиса Матвеевна от заметной усталости уже терла глаза кулачком, а может, ей дым глаза выел, вот она и страдала, впрочем, молча. Стол оказался не богатым, но все же было заметно, что хозяева расстарались. Тут была и какая-то моченая ягода, и копченое мясо, и свежие пирожки с рыбой, вкусные до изнеможения. Еще была ушица, хотя Кашин заметил, что это была, как говорят рыбаки, легкая уха, не требующая слишком много труда и страний.
Со своей стороны, Веригина тоже выставила угощение, но оно было совсем уж непритязательным – тушенка с макаронами, свежие огурцы и немного разных консервов. Консервы Матвеевна, впрочем, по-хояйски тут же куда-то прибрала, а вот на огурцы подналег ерерь. Разговор начался только после того, как к пирогам, которых оказалось действительно очень много, возник чай со странным вареньем.
– А из чего варенье? – спросил Колупаев, начиная беседу.
– Из всего, что найдется, – отозвался егерь. – Больше всего дичков, их проще отыскать и привезти. Они же твердые.
– Их резать тяжко, – вздохнула Матвеевна. – Уж не обессудьте, чем богаты, тем и рады, как говорится.
– Что вы, Василиса Матвеевна, – отозвалась Веригина. – Все очень вкусно.
– Главное, чтобы к месту пришлось, – вздохнула егерша, и снова разлила чаю, который тоже был с какой-то травой, дающей чудной, непривычный аромат.
– Рассказывайте, – благодушно предложил егерь, – зачем пожаловали?
Вот тут-то Кашин и сам засомневался – а зачем они тут? Ведь было же ясно, что эти простые и ведущие куда как нелегкую жизнь люди вряд ли причастны к взрывам подводных лодок и прочим злым умыслам. Вероятно, даже семейных склок тут не бывало, уж очень мощной и авторитарной выглядела Василиса Матвеевна, при том, что и Лопухин, хотя и простоватый на вид, тоже вряд ли допускал, чтобы с ним не считались.
К тому же, приглядываясь к этой странной паре, Кашин понимал, эти двое отлично подходили друг к другу, жизнь сделала их неразрывными, причем каждый занимался своим делом, и все возможные роли были поделены раз и навсегда.
– Ищем мы странных людей, – объяснил Колупаев, – которые и не охотники, и не рыбаки, и не туристы. Но живут тут довольно долго, хотя и трудно сказать, чем же конкретно занимаются.
– У нас таких не водится, – убежденно отозвался Лопухин. – У нас тут все в работе, как в драке, одно слово – север. Не будешь к зиме готов, никто не поможет. – Вдруг он присмотрелся к Кашину внимательней. – Вот если разжиться чем-то можно, например, – он скроил почти умильную рожу, – соляркой. У меня же на лодке дизелек стоит, двадцатисильный, и для генератора хорошо. – Он кивнул на лампочку, горевшую под потолком в первобытном, наверное, еще дореволюционном абажуре. – Свет же не просто так берется... А можно керосином обойтись. Например, Матвеевна у меня частенько лениться стала, все больше не на печке готовит, а на керогазе...
– Хлеб же выпекался в печке, – заметил Стекольников, он определенно наслаждался ситуацией.
– Так то хлеб, его на сковороде не выдержишь, – отозвалась егерша. Она, кажется, не всерьез принимала упреки мужа.
– Про солярку и керосин мы потом поговорим, – отозвался Кашин. – Сейчас нас интересуют чужаки. Тут, в глуши, наверное, всех видно.
– Видно, – согласился Лопухин. – Но если наши леса подробно рассматривать... или даже охотников расспрашивать – то долго у вас выйдет, начальник.
Вот так егерь, подумал Кашин, сразу понял, кто всей компании командир. Впрочем, это тоже часть его профессии.
– И до холодов можете не управиться, – заключил Лопухин.
– Не валяй дурака, Лопухин, – вдруг строго и серьезно проговорила Матвеевна. – Им нужно на «Простуженку». Сам же говорил, там кто-то завелся.
Егерь Лопухин подумал-подумал, и вдруг с самым серьезным видом закивал.
– Точно. Вам на «Простуженку» нужно. Других мест таких... где бы неизвестно кто ходил, у нас в округе, почитай, верст на двести не сыщешь.
– Что такое «Простуженка»? – спросил Колупаев.
– Охотничий домик, стоит у неприметного заливчика одного... Туда редко кто забирается, не все про него даже и догадываются.
– Давно там эти люди? – спросил Патркацишвили, и тут же смутился.
Глушь тут была такая, что жить-то неизвестно кто на «Простуженке» мог давно, а вот местным это стало известно совсем недавно. В общем, глупый был вопрос. Но егерю он глупым не показался.
– А кто его знает... Кажись, с весны, снега еще лежали. А вот как они туда попали, если вода еще не размерзла – не знаю.
– Вы туда сами-то ходили в этом году? – поинтересовался Кашин.
– А как же? А если это злодеи какие ни то?.. Ходил, люди оказались любезные, все напоить меня пробовали.
– Нельзя ему, – вздохнула Матвеевна, – едва вылечила. С этими, которые охотниками себя зовут, совсем чуть было... Егерская судьбина такая – со всеми пить приходится... Или совсем не пить.
Это объясняет отсутствие на столе водки, подумал Кашин. И тут же порадовался, что не достал две бутылки, которые он просил на всякий случай заготовить Стекольникова. И еще подумал, если бы не Шляхтич, ни за что бы сюда не сунулся, отменил и свои соображения и свой приказ... Впрочем, если уж они тут, на эту самую «Простуженку» наведаться необходимо.
– Значит, странными или какими-то враждебными они вам не показались? – продолжал расспросы Колупаев.
– Нет, как же... Только что им там делать? Вот загадка.
– А как туда попасть? – спросил Кашин.
– И чего туда попадать?.. Я вас завтра на моторке дотащу, если солярки хватит.
– Солярки мы пока с собой не захватили, – отозвался Шляхтич. – Вот будем вызывать вертолет, непремерно скажем, чтобы захватили пару канистр.