Шеф показывает рукой в туман:
— Вон там — чуть правее того шестиэтажного дома — там стоит автомобиль!
— Где?
— На скате крыши провиантского склада — здание с поврежденной кровлей.
— Как он смог туда попасть?
— Позавчера во время бомбежки бункера. Падали бомбы размером с телефонную будку. Я видел, как этот автомобильчик взлетел в воздух и упал на крышу — и встал на все четыре колеса!
— Как в цирке!
— Фокус в другом: перед атакой французы все как один внезапно исчезли из гавани. Просто невероятно.
— Какие французы?
— В доках постоянно полно рыбаков. Несколько их всегда крутятся прямо у входа в первый бункер. От них невозможно избавиться.
— Они наверняка шпионят для Томми — какие лодки выходят в море, какие возвращаются — замечают точное время!
— Они больше не шпионят. Когда прозвучала тревога, двадцать или тридцать сидели, как обычно — и вдруг в пирс угодила одна из этих здоровенных бомб.
— Другая задела и бункер тоже.
— Да, прямое попадание — но она не пробила кровлю. Как-никак, шесть метров железобетона.
Листы металла изгибаются у нас под ногами, а потом опять пружинят в прежнее положение. Локомотив пронзительно свистит, словно жалуется на что-то.
Впереди, перед неуклюжей, грузной фигурой командира медленно вырисовываются контуры огромного бетонного сооружения. Его боковые стены теряются в тумане. Мы спешим к открытому входу без каких-либо признаков карниза, дверей или окон. Это напоминает мощное основание сказочной башни, которая должна была вырасти за облака. И лишь потолок шестиметровой толщины выглядит непропорционально тяжелым: кажется, своей массой он вдавил всю постройку глубоко в землю.
Нам приходиться огибать бетонные блоки, вагоны, штабеля досок и связки труб, каждая из которых в обхвате не меньше человеческого бедра. Наконец мы добираемся до более узкой части сооружения, вход в которую преграждают тяжелобронированные стальные двери.
Из темноты нас приветствует оглушающий грохот клепальных молотков. Шум неожиданно замолкает, но лишь чтобы возобновиться с удвоенной силой.
В бункере царит полумрак. Бледный свет может проникнуть в эти бетонные пещеры лишь через выходы, ведущие в акваторию гавани. Внутри пришвартованы подводные лодки, по две в каждом доке. Всего в бункере двенадцать укрытий. Некоторые из них построены как сухие доки. Все они разделены мощными бетонными стенами. Выход в гавань может перекрываться опускаемыми металлическими переборками.
Пыль, пар, воняет соляркой. Ацетиленовые горелки шипят, сварные аппараты трещат и воют. Тут и там фонтаном взлетают искры.
Мы идем цепочкой, друг за другом, по бетонному пандусу, проходящему через весь бункер перпендикулярно докам. Надо быть очень внимательным. Повсюду разбросаны всевозможные материалы. Кабели, как змеи, путаются под ногами. Вагоны, на которых привезли новые детали двигателей, преграждают дорогу. Вплотную к железнодорожным платформам подогнаны автофургоны. На них, уложенные на специальные опоры, тускло блестят торпеды, демонтированное орудие, и зенитные пулеметы. И повсюду трубы, тросы, еще бухты кабелей, камуфляжная сетка, сваленная грудами.
Слева, из окон мастерских — плотницких, слесарных, моторных, торпедных, артиллерийских и перископных — льется теплый, желтоватый свет. Здесь, под бетонной крышей, построена полноценная судовая верфь.
Командир оборачивается. Внезапно вспыхнувший язык пламени газосварки выхватил из сумрака его лицо, придав ему голубоватый оттенок. Он щурится, ослепленный вспышкой. Как только шум на мгновение утихает, он кричит шефу:
— Во время стоянки в сухом доке ничего необычного не обнаружили?
— Так точно. Была погнута лопасть правого винта.
— Ага, так вот почему на бесшумном ходу присутствовал посторонний звук.
— Винты заменили — поставили абсолютно новые, господин каплей.
— Бесшумные? Глубинный руль в порядке?
— Так точно — перебрали привод — заменили маховик — шестеренка начала ржаветь — теперь все в норме!
В доках по правую руку собраны покрытые пятнами ржавчины и корабельного сурика останки списанных лодок. Пахнет ржавчиной, краской, мазутом, гнилью, жженой резиной, бензином, морской водой и тухлой рыбой.
После заполненных водой идут сухие доки. В одном из них, далеко внизу, похожая на кита с вспоротым брюхом, лежит лодка с разобранным дном. Над ней трудится толпа докеров — маленькие, как гномы, насекомые на туше мертвой рыбы. Сейчас они газосваркой отрезают большие куски внешней обшивки. Освещенные пламенем, видны зазубренные края поврежденного корпуса. Изнутри лодки свисают толстые жгуты шлангов высокого давления и электрических кабелей. Легкие и кровеносные сосуды лодки. Круглый стальной цилиндр корпуса высокого давления обнажился на протяжении всей носовой части корабля. Из отверстия над машинным отделением струится поток желтого света. Я могу заглянуть глубже во внутренности лодки. Видны здоровенные блоки цилиндров дизелей, переплетение труб и кабелепроводов. Вот над лодкой склоняется стрела крана. К крюку крепят новую порцию груза. Кажется, лодку хотят полностью выпотрошить.
— Им здорово досталось во время атаки глубинными бомбами, — замечает командир. — Просто чудо, что они смогли вернуться с таким разбомбленным корпусом.
Он ведет нас к бетонной лестнице, спускающейся в сухой док. Ступени, по которым вниз тянутся толстые жгуты изолированных проводов, испачканы маслом.
Опять вспыхивает шипящее пламя сварочного аппарата, выхватив из полумрака часть бункера, из которого выкачана вода. Вскоре по всей его длине загораются еще язычки горелок, и в их мерцающем свете видна вся лодка целиком. Ее силуэт лишен привычных изящных очертаний надводного корабля. Из плоских боков выступают подобно плавникам передние глубинные рули — гидропланы. Ближе к середине корпус расширяется. С левой и с правой стороны днище сильно раздувается — это емкости, обеспечивающие плавучесть лодки. Как на лошадях одеты седла, так и они приварены к корпусу лодки. Ни одной резкой линии в обводах: абсолютно герметичная и обтекаемая обитательница глубин, со своей особой анатомией, где вместо ребер — замкнутые кольца шпангоута.