— Помолимся за упокой его души, сын мой, — прогудело из-под коричневой хламиды.
Тяжеленный ящик с тушей бандита и ста двадцатью фунтами золота перекочевал из повозки в железнодорожный вагон.
— Клянусь печенью моей бабушки, сэр Алекс, — прошептал Том, едва переводя дух. — Почему не выбрали ублюдка поменьше?
— Тогда на фоне его худых ребер вес золота был бы еще заметнее.
В полупустом пароходе до Бреста Берг лично обрил голову Малышу начисто.
— Теперь волосы отрастут равномерно. Никто не заметит твою тонзуру, святой отец.
Ковбой придирчиво осмотрел облысевший череп и горестно заключил:
— А пока я буду напоминать беглеца из тифозного барака.
К началу июня французское судно доставило путешественников в Питер.
— Добро пожаловать, господа, в город моей юности, — торжественно провозгласил Александр, когда на горизонте показался лес мачт от Васильевского до Канонерского островов. — Надеюсь, родина примет меня если и не с распростертыми объятиями, то хоть бы не пинком под зад.
Глава вторая
Мама! Единственная в мире женщина, которая не предаст, не отвернется, будет ждать всегда. Даже уйдя за порог вечности, взирает на непутевого сына с небес, мучаясь от невозможности напутствовать, накормить или хотя бы ночью подоткнуть одеяло.
— Саша!..
Увядшая вдова, пережившая мужа в шестидесятом и проводившая в море обоих сыновей, плакала на широкой груди младшего сына, не веря своему счастью. Он смущался и терзался угрызениями совести, что писал редко, не вспоминал часто и лишь ныне сподобился приехать.
Пережив первый тайфун материнской радости, Берг представил спутников:
— Мои коллеги и боевые товарищи, мичман Джон Рейнс и старшина Томас Вашингтон.
Мария Генриховна радостно привечала обоих, сдержав удивление при виде редкого в Питере темнокожего или, как их здесь называли, арапа. Гости изрядно оробели. Несмотря на добытое в Алабаме богатство, частично привезенное с собой, частью осевшее в сейфах Нью-Йоркского банка, они смущались роскошеством особняка, смотревшего фасадом в темную воду Екатерининского канала неподалеку от Театрального моста. Алекс всегда рассказывал о себе неохотно. О родовитом прошлом семьи никогда не упоминал, лишь вскользь обронил, что отец был адмиралом и брат служит на флоте.
Прежние связи отца и стали отправной точкой в поиске единомышленников. Александр осторожно расспросил маму, кто из старых знакомых в фаворе у властей и на дистанции доступности.
— Как же, из отцовских Федор Петрович не забывать изволят, — мгновенно сориентировалась опытная родственница морских офицеров. — На Рождество и день ангела всенепременно поздравляют. Ныне в науках начальник, с великим князем накоротке.
— Федор Петрович — это адмирал Литке? С которым отец на «Новой Земле» по северным морям ходил?
— Он самый. Высочайшим повелением в графское достоинство возведен. — Мария Генриховна отхлебнула чаю. — Что ж твои гости, Сашенька, скромничают?
— Простые парни, матушка. Извиняйте их, к питерским гостиным непривычные.
Мысль начать с прославленного географа оказалась правильной. Крайне занятый по службе полный адмирал, президент Академии наук, вице-президент Русского географического общества, обладатель других столь же обременительных постов Фридрих Бенжамин фон Литке откликнулся немедленно, как только получил письмо от сына старого друга. Он принял Берга и Рейнса в кабинете академии на Кадетской набережной, близ Стрелки Васильевского острова.
— Рад вас видеть, Александр Маврикиевич.[2] Возмужали, батюшку вашего напоминаете, с которым в Николаеве много раз встречаться пришлось. Жаль, конечно, что ваша карьера не сложилась. Михайлов — как есть форменный мерзавец. Ваш благородный уход его не спас. Утонул, стервец, в Балтике в пятьдесят восьмом или пятьдесят девятом. Стало быть, конфуз исчерпан. Добро пожаловать домой, капитан Берг!
— Увы, ваше сиятельство. На флоте Соединенных Штатов дослужился лишь до старпома корвета.
— Жаль, решительно жаль. Мой сын Константин — уже капитан-лейтенант, хоть вас моложе. Чаю, далеко пойдет. И ваш старший брат не промах, каперанг он, коли память не подводит.
— Непременно желаю наверстать, Федор Петрович. Разрешите представить коллегу и недавнего противника — офицера флота Конфедерации Джона Рейнса.
— Как же, наслышан, — адмирал пожал руку ковбою. — Мало вас было, но дрались крепко. Не в претензии, что Россия северянам способствовала?
2
Иностранные имена и образованные от них отчества в ту пору превращались в привычные русскому уху. Так, Александр, сын Морица Берга, величался Александром Маврикиевичем.