Английские моряки гордились тем, что с опасностью для себя они открывают этот маршрут для союзников. Много раз во время пути матросы отводили меня в сторонку и признавались потихоньку, как они завидуют тем, кто едет в страну, которая «сумеет как следует проучить этих гитлеровских мерзавцев».
То, что я слышал от английских моряков на пути от Глазго до Архангельска, было отражением настроения английского народа. Если до 22 июня 1941 года было, без сомнения, немало англичан, которые в глубине души считали возможным, что победит Германия, то после нападения Гитлера на Советский Союз, мне кажется, вряд ли многие сомневались в том, что как бы долго ни продлилась война и сколько бы жертв она ни стоила, победа будет завоевана союзниками. Вопреки мнению «экспертов», пророчивших, что Гитлер захватит Москву через полтора месяца, простой народ объединяла вера в непобедимость Советского Союза. Эта почти фатальная вера становилась по временам даже опасной, погружая людей в благодушную дремоту. Те, кто впоследствии приложил все усилия, чтобы оттянуть открытие второго фронта, искусно воспользовались этой общей убежденностью в том, что Россию победить нельзя.
Именно в те дни английское правительство обнаружило, что у Англии никогда не было союзника более популярного среди рабочих, нежели Советский Союз. Производительность труда на фабриках повышалась, а английские солдаты крепли духом, вдохновляясь примером Красной Армии и героического гражданского населения в советском тылу.
Для многих англичан война за одну ночь 22 июня 1941 года сразу отодвинулась куда-то очень далеко. Бомбежка английских городов прекратилась. Возвращались эвакуированные, и в это лето Лондон, заполненный английскими и колониальными войсками, веселился почти беззаботно, отдыхая после напряжения прошлой зимы. И все это потому, что Россия приняла на себя основной удар.
Мои американские коллеги на борту «Темпль Арч», скучая по Лондону, проводили долгие арктические вечера в воспоминаниях о том, как они веселились в больших лондонских отелях во время этого летнего затишья.
Но среди простого народа Англии, как и среди моряков, с которыми я плыл сейчас в Советский Союз, все более росло чувство восхищения храбростью народа этой страны и непреклонностью его воли к победе. Эти люди, не зная почти ничего о Советском Союзе, были твердо убеждены, что русские на фронте защищают их интересы, — чего они отнюдь не думали об английском правительстве.
Несколько часов спустя, после того как погасли великолепные огни северного сияния, мы легли на новый курс и пошли прямо на юг, к Стране Советов.
Проснувшись на другое утро, мы впервые увидели берега Советского Союза — белые от снега скалы, изрезанные ущельями и круто обрывающиеся в море. За ними далеко вглубь уходила волнистая и, по-видимому, бесплодная прибрежная полоса. Что принесут мне эти неприветливые берега? Конец нерешимости и бесцельных скитаний? Обрету ли я здесь веру в то, что стоит выше пустого и жалкого индивидуализма? Я не преклонялся лицемерно перед Советской Россией, вступая на ее берега. Я хотел взглянуть ей прямо в лицо. Одни изображали мне ее как страну, в которой воплотились все надежды прогрессивного человечества, другие — как олицетворение всякого зла. Я хотел увидеть ее такой, какова она в действительности.
Россия, которую я пересек из конца в конец за следующие три недели, переживала тогда период эвакуации, которая по своим масштабам и строгой организованности была невиданной за всю историю человечества. Все это планомерное и грандиозное передвижение промышленности и людей в глубь страны напоминало огромную пружину, которую сжимали для того, чтобы, выпрямившись, она нанесла врагу удар сокрушительной силы.
К концу моей поездки по Уралу и Заволжью я понял, что Советская Россия обладает достаточной мощью, организованностью и надлежащим руководством, для того чтобы победить в войне с гитлеровской Германией, если понадобится, и без посторонней помощи, своими собственными силами. Уверенность народа в себе, его нравственная мощь, непоколебимый патриотизм, дух товарищества, который увеличивает силы каждого отдельного человека вдвое и втрое, — все это особенно ярко проявилось во время эвакуации.
Твердая уверенность организаторов эвакуации в том, что местные органы власти способны полностью выполнить широко задуманный план, методичность, с которой все это грандиозное предприятие опиралось на действия десятков тысяч отдельных людей, пристальное внимание к тому, чтобы самое важное выполнялось в первую очередь, — все это дало неопровержимые доказательства организованности и силы советского общества.