Выбрать главу

В 1943 году я на несколько месяцев приехал в Лондон. Там я видел военных и политических деятелей Англии, державших в своих руках возможность открыть второй фронт и вместе с русскими уничтожить противника. Но военные и политические лидеры Англии отнюдь не были заняты срочной необходимостью открытия второго фронта. Генералы обсуждали планы кампании на Балканах, а политические деятели занимались «проблемами», которые должны были якобы возникнуть после того, как Красная Армия войдет в Центральную Европу. Роль генерала Александера искусственно возвеличивалась в глазах британского народа, как человека, который с горстью камней, захваченных им при эвакуации английских войск из Европы в 1940 году, должен был вернуться обратно на континент. Но эти камешки были с побережья Атлантического океана, а высыпать их пришлось на берег Средиземного моря.

Меня, только что приехавшего из Москвы, наперебой приглашали к себе министры, видные сотрудники секретариата военного министерства, верховные комиссары, доминионов, отставные генералы, превратившиеся в военных корреспондентов. Тогдашний министр информации Брэнден Брэкен пожелал узнать от меня, как идет английская пропаганда в СССР. Из разговоров с ним мне стало ясно, что он уже не верит в прочность англо-советских отношений, предусмотренных договором о дружбе. Он спрашивал: «А как вы думаете, можно будет убедить русских, что наше вторжение в Европу через Средиземное море равносильно открытию второго фронта?»

А плотный, вылощенный Оливер Литтльтон, бывший в то время министром военного транспорта, пожелал услышать мое мнение насчет того, как Москва отнесется к освобождению Балкан английскими войсками. Мне вспомнился этот вопрос много позднее, когда я узнал, что Оливер Литтльтон одним из первых одобрил черчиллевскую политику интервенции в Греции после того, как английская дипломатия сделала все, чтобы помешать греческому народу избрать популярное демократическое правительство.

Компания бизнесменов, желавших после войны возобновить торговые отношения с СССР, пригласила меня провести с ними вечер, и там мне был задан вопрос: возможно ли, что советское правительство откажется от монополии внешней торговли?

Чиновники из министерства информации просили у меня «хоть каких-нибудь материалов», доказывающих, что Советский Союз «уже отходит от коммунизма». Один из «маститых» сотрудников «русской» секции министерства информации в беседе со мной цинично похвастал, что назначение он получил за статьи, которые писал для Уинстона Черчилля, на тему о преемственности между царской Россией и Россией Советской. «Единственный способ «заработать» на России — это подать ее старику под таким соусом, — говорил он. — Старик только и ждет такой выдумки».

У меня сложилось впечатление, что чуть ли не все мои лондонские знакомые служат в каком-нибудь отделе разведки, вместо того чтобы сражаться с неприятелем на фронте. Кое-кого из них я встречал позже в Каире, и один даже сообщил мне, что ему обещано назначение в качестве сотрудника будущего английского военного губернатора в… Румынии.

* * *

Именно в то время, в 1943 году, когда после провала немецкого наступления на Курско-Белгородской дуге стало ясно, что разгром немцев Красной Армией неминуем, в лондонских политических и военных кругах разговоры о помощи Советскому Союзу сменились раздраженными жалобами на то, что русские «неблагодарны», что они упорно не хотят признать «руководства» Америки в этой войне. Черчилль в переговорах с Рузвельтом неприкрыто проводил свою реакционную политическую линию, стараясь оттянуть открытие второго фронта в Западной Европе.

На побережье Англии стягивались «коммандос» (десантные отряды), храбрейшие в английской армии. Но они покидали Англию не для вторжения первыми во Францию, а для того, чтобы оказаться на берегах Африки и в Италии, которая была преддверием в Албанию и в Югославию. Их отправляли в Каир для того, чтобы потом бросить в Грецию, хотя греческая народная армия ЭЛАС сама вполне справлялась с оккупантами. Английские парашютисты спускались на территорию оккупированной Франции, но французы, с которыми они там работали, получили инструкцию не давать оружия коммунистам, стоявшим во главе движения сопротивления.

Хотя война привела Советский Союз и западные державы в один лагерь, в настроениях дипломатического корпуса во время войны преобладала глубокая недоброжелательность предшествовавших лет. Публичные восторженные излияния государственных деятелей западных держав по поводу заслуг Красной Армии шли вразрез с поведением их представителей в советской столице, где желторотые офицерики и нахальные молодые секретари посольства позволяли себе отзываться на советские победы саркастическими замечаниями, за которые на родине, в Америке или Англии, народ их освистал бы, если не сказать больше.