Наиболее важным фактором, определявшим отношение широких кругов англичан к чехословацким событиям 1938 года, явилась лживая пропаганда, которая непрерывно велась в Англии в отношении Советского Союза. Попустительство большинства правящего класса по отношению к германскому фашизму сопровождалось усилением кампании, целью которой было скрыть от масс действительную мощь Советского Союза. Я в то время работал в Англии и видел, что неосведомленность народа относительно истинного положения вещей используется точно так же, как она много лет использовалась в Восточной Европе и на Балканах для того, чтобы раздуть представление о могуществе местных реакционных правительств.
Одни из организаторов этой кампании были просто-напросто глупцами, ослепленными классовыми предрассудками и охотно принимавшими на веру донесения военных атташе английских посольств в Европе, которые утверждали, что Красная Армия слаба и что Россия — четверторазрядная военная держава.
Другие не разделяли этого мнения, однако и они допустили просчет, полагая, что Россия хоть и угрожающе сильна, но все же менее сильна, чем Германия. Впрочем, обе эти группы сходились в общем стремлении скрыть от английского народа правду о Советском Союзе и о его дружеском отношении к Чехословакии.
Нельзя сказать, что это им удалось полностью. Я помню, как живо реагировали англичане на передовую статью, появившуюся в известной английской газете «Дейли миррор» после того, как было подписано Мюнхенское соглашение.
«Что же Россия? Полное молчание. Неужели мы обходим эту могущественную страну, поддержкой которой мы так дорожили всего лишь двадцать четыре часа назад?» — спрашивала газета.
В те дни у меня произошла встреча с одним стариком-англичанином, который со все возрастающей тревогой следил из своего загородного дома за развитием англо-советских отношений. Ему часто приходилось бывать в царской России. В отличие от большинства англичан, имевших связи с дореволюционной Россией, он продолжал без всякого предубеждения интересоваться жизнью Советской России.
«Я вижу, — сказал он, — что у нас не гнушаются никакими способами подтасовки и фальсификации, когда дело касается этой страны. Если достижения Советов настолько очевидны, что отрицать их нельзя, тогда наша печать старается их высмеять и преподнести публике только жалкую пародию на истину. Когда в чем-нибудь проявляется сила Советского Союза, сейчас же находятся люди, которые изображают это в виде опасности; а чуть покажется им какой-нибудь признак слабости — они спешат сделать идиотский вывод о близком крушении советской власти.
У вас, как у журналиста-газетчика, есть долг перед вашей родиной. Поезжайте в Россию. Познайте эту страну. Не верьте, что Россия какая-то «terra incognita», книга за семью печатями, «великая загадка». Все это лишь фразы, рассчитанные на одурачивание людей. Вы увидите, что эта великая страна с ее великодушным народом и выдающимися руководителями, не таясь, раскрывается перед вашими глазами — если только эти глаза не затуманены страхом или ненавистью.
Вы видели, что произошло в Мюнхене. Это результат незнания истинных сил России. Неужели вы думаете, что если бы наши люди хоть сколько-нибудь представляли себе действительные силы и намерения Советского Союза, они стали бы приветствовать зловещего джентльмена с зонтиком (Чемберлена. — Авт.), когда он вернулся с арены этой позорной капитуляции».
Выяснилось, что Англия вела чрезвычайно деятельную политику в период подготовки мюнхенской капитуляции, хотя апологеты этой политики и старались всячески уверить публику, что страна была бессильна противостоять требованиям Гитлера. Деятельность английского посла в Берлине сэра Невиля Гендерсона была, главным образом, направлена к тому, чтобы помочь Гитлеру достигнуть в Чехословакии намеченных целей. В журналистских кругах Лондона в роковое лето 1938 года ни для кого не было секретом, что сэр Невиль Гендерсон усиленно внушал своему министру иностранных дел лорду Галифаксу мнение, что гегемония Германии к востоку от Рейна — совершившийся факт, что «Центральной и Восточной Европе придется плясать под дудку Гитлера».
«Я всегда был убежден, что Австрия должна стать частью Германии, — писал он после аншлюса в марте 1938 года. — С Австрией теперь покончено… Но остается еще родственная проблема судетских немцев, а затем Данциг, урегулирование вопроса с Польшей и Мемель».