Призрак развернулся и пошел прочь, поманив нас рукой.
– Нилс там, – проговорила Эстер, указывая в сторону, куда уходил силуэт. Мы двинулись следом.
Стоило призрачному телу пересечь невидимую границу между деревьями, как в темноте перед нами открылось новое пространство, где мы с Эдвином немедленно почувствовали присутствие жизни – без сомнений это был Нилс. Мы ускорили шаг.
Призрак вывел нас на залитую серебристым светом поляну. Краски, казалось, испарились из этого места, оставив лишь черно-белые тени, которые размывали формы предметов, как на старых гравюрах. От одного взгляда на замершую траву безжизненного бумажного цвета и на неподвижные деревья голова кружилась, мертвый воздух не шел в легкие. Все чувства сопротивлялись открывшемуся пространству, но по привычке продолжали воспринимать его как настоящее, стараясь отыскать связи там, где талант Сирила сплел их подобие.
Чем бы ни было это место, нам не стоило задерживаться здесь.
Посреди поляны возвышался обелиск. Его безупречные тонкие грани контрастировали с неуклюже вымазанным миром, а черные символы, выточенные в породе, напоминали жирные иероглифы. Я узнала их не сразу: слишком много прошло времени с тех пор, когда я в последний раз видела подобное. Когда же я поняла, что перед нами, из груди против моей воли вырвался стон.
У подножия обелиска лежал Нилс, его шею, руки и ноги сковывала толстая цепь, уходящая внутрь камня, изрезанного символами крови.
Сирил, конечно же, подготовился к встрече. Возьми мы с собой целую армию колдунов и несколько тысяч воинов, они не смогли бы снять с Нилса эти оковы, Сирилу даже не нужно было следить за исполнением своего жестокого плана. Возле Нилса лежали еще одни кандалы, на темнеющем в траве ошейнике торчал натертый внутренний шип – молчаливое требование, необходимое для исполнения.
Эстер бросилась к юноше, я схватила ее за руку, но она вырвалась, покатилась по земле кубарем и все-таки добралась до брата. Как только ее трясущиеся руки коснулись лица Нилса, он очнулся и застонал.
– Эстер, ты все-таки здесь?.. – тихо проговорил он, с трудом задерживая на ней мутный взгляд. Потом он заметил нас, и на его лице отразилось такое облегчение и счастье, какое могло быть только у обреченного на казнь, которого в последний момент миловали.
Как и все в этом противоестественном месте, Нилса покрывала бумажная бледность, его изорванный костюм с чернильными следами крови и разбитые руки говорили о том, что он бился до последнего, прежде чем оказаться прикованным.
– Эдвин, тебе известно, что это такое? – спросила я, опустившись возле юноши и осматривая его.
Нилс закрыл глаза, только неровное дыхание и изогнутые от напряжения брови говорили о том, что он в сознании и все еще чувствует наше присутствие.
– Я не знаю, как он создал это место, – проговорил Эдвин, дотрагиваясь до обелиска и исследуя его структуру. – Но здесь действуют далеко не все известные нам законы, любая магия может быть опасна и непредсказуема.
– Чего он хочет от нас? – спросил Томас. Он опустился над обессиленным телом сына и взял его за руку.
– Жизнь за жизнь, – ответил Эдвин, подняв голову и внимательно изучая надписи. – Оковы Нилса откроются, только когда Эстер окажется во вторых. Они требуют единой крови.
– Выходит, любой из нас может занять это место? – спросил Томас, с усилием поднимая ручные кандалы.
– Со стороны Сирила странно не предусмотреть такое, – заметил колдун. – Хотя…
Он задумался, а потом вдруг кисло улыбнулся.
– Или он рассчитывал на это. Он знает, что я не отдам ему дочь, но с радостью встречусь с ним сам. – Он издал резкий смешок, напоминающий воронье кряхтенье. – Он подготовил этот ошейник для меня, не для Эстер! С самого начала он хотел именно меня. Вот трусливый уродец…
– Мы не будем играть по его правилам, – предостерегла я. Блеск в глазах Эдвина был мне знаком: он собирался принять вызов, а этого я не могла ему позволить. – Если он хотел, чтобы ты занял место Эстер, значит он верит, что справится с тобой, иначе не оставлял бы нам выбор!..
Мою речь прервал жесткий щелчок.
– Томас, не смей! – только успела воскликнуть я прежде, чем все произошло.
Обернувшись, я увидела, как Томас сжимал концы ошейника на своей шее, стоило им коснуться друг друга, как трещина на замке срослась, будто ее никогда не было, а шип вонзился в кожу. Первые капли крови выступили наружу, и в тот же миг обелиск содрогнулся, а в воздухе вокруг него разнесся грубый гул.
– Теперь вам не нужно выбирать, – ответил Томас на мой умоляющий взгляд.
Ошейник на Нилсе раскрылся и упал на землю. Как только шип покинул кожу, юноша очнулся и вскочил, закашлявшись, как от удушья. Я бросилась поддержать его, чтобы он не завалился снова, и юноша вцепился в мои плечи, как утопающий в болоте в протянутую ветку.