– Смотрите, что при нем нашли!
Он достает пистолет-пулемет, заряженный такими маслинами, что ими можно вылечить от головной боли целое стадо слонов.
– Что говорит Гетордю?
– Ничего. И ничего не скажет.
– А женщина?
– Она здесь. Она жена консула. Она требует своего ребенка. Это террористы похитили его, чтобы оказывать на нее давление и держать в своих руках.
– Успокойте ее, я знаю, где он.
– Я тоже, – наставительно говорит Старик. Не надо заставлять его терять лицо, и я сдерживаю саркастический смех.
– Ты заплатишь за жрачку? – спрашивает Берю и добавляет с завистливой ноткой: – Когда тебя обещали произвести в старшие комиссары, то можно оплатить обед подчиненного.
– Ладно, дружок, приглашаю тебя в алабанский ресторан на площади Перейр.
– За последние дни я по горло нажрался этой Алабании!
– Есть-то надо каждый день, – замечаю я.
Он смеется...
На лестнице мы встречаем Старика.
– Все идет отлично, – говорит он мне. – Жена консула получила назад своего малыша и собирается вернуться в Алабанию. Рана месье Мопюи благополучно заживает. Куда вы собрались?
– В алабанский ресторан на площади Перейр. Может быть, вы с нами, босс?
– Увы, у меня нет времени.
Утро сегодня просто праздничное...
– Почему ты так хочешь сходить туда? – спрашивает Берю.
Поскольку я не отвечаю, он добавляет:
– Из-за смерти девушки, да? Признайся, что она не дает тебе покоя,
– Признаюсь.
Мы заказываем пантагрюэлевский по размерам обед.
– Извини, – говорю, – Толстяк, я на секунду. Мне надо помыть клешни.
– А мне помочиться, – решает он. Мы идем в туалет. Берю заходит в мужской туалет, поскольку его мама снабдила сыночка всеми аксессуарами, позволяющими туда заходить. Я жду его, разговаривая с гардеробщицей. Она меня узнает и кажется смущенной. Я пристально смотрю на нее, и чем больше смотрю, тем сильнее она смущается. Чем сильнее она смущается, тем больше я на нее смотрю, так что мы оба можем взорваться, как хамелеон, которого положили на шотландскую ткань.
Наконец я перехожу в атаку:
– Кажется, вы не в своей тарелке, милая?
– Но... Почему?.. Я...
– Да, да. И, если хотите знать мою мысль до конца, у вас нечиста совесть.
Я прокручиваю в памяти позавчерашнюю сцену. Пока я надевал плащ, малышка Япакса шла в туалет. В этот момент гардеробщица ей что-то сказала... Это произошло так быстро, что я не обратил внимания.
– Что вы сказали девушке?
Я говорю это тихо, как будто для самого себя. Она бледнеет.
– Но...
– Не пытайтесь толкнуть мне фуфло, иначе пожалеете.
– Я вас узнала, – говорит она.
– Как это «узнала»?
– Я работала официанткой в кафе, которое находится напротив вашего управления.
– Ну и что?
– Я подумала, что вы «пасете» девушку. Она несколько раз заходила сюда, мы разговаривали... Она была мне симпатична...
– Продолжайте.
– Я сказала, чтобы она была поосторожнее. Я делаю глубокий вдох, чтобы стабилизировать дыхание.
– Что точно вы ей сказали?
– Прощу прощения, но...
– Повторите, черт вас раздери! Она бормочет:
– Я ей сказала: «Будьте поосторожнее с этим типом. Он не тот, за кого себя выдает». Мне очень жаль... Честное слово, я думала, она в чем-то провинилась и вы...
– Вы ее убили, – шепчу я.
– Как?!
– Вам не понять. Она была сердечницей...
– Но...
– И она знала, кто я такой. Когда вы сказали, что я выдаю себя за другого, она решила, что я тоже принадлежу к банде.
Я замолкаю. Незачем давать объяснения этой покрытой паутиной тупице. Япакса и так пережила в этот день сильное волнение, а когда эта идиотка сказала ей, что я не тот, за кого себя выдаю, она решила... Простите, я повторяюсь, это от возбуждения.
Мощный звук спущенной воды! Открывается дверь, и появляется Берю, довольный, расслабившийся, готовый к новым победам.
– После этого чувствуешь такое облегчение! – сообщает он.
Жуя, Толстяк спрашивает меня:
– Слушай, ты узнал, почему те субчики шлепнули своего консула?
– Узнал
– Ну так поделись со мной, я подыхаю от любопытства.
– Кое-кто из персонала входил в экстремистскую группировку, задачей которой является провоцирование беспорядков в Европе. Их цель – создание хаоса и война.