Слушая Ксюшу Кравченко, я только открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыбка. Представить себе не могу, что случилось с Марфой Андреевной в этот момент.
— Ну, короче, жена Лукина к дядиной маме набилась в лучшие подруги. А потом, когда ему было лет тринадцать, взяла и сказала, что она его настоящая мать. Он не поверил. Родители, понятное дело, хором заявили, что Марфа Андреевна просто душевнобольная. Крыша, мол, поехала из-за бесплодия. На порог ее больше не пускали. А в двадцать Валерий Дмитриевич, когда оказался в Новосибирске на семинаре, вспомнил про этот разговор. Решил проверить. И чуть заикой не стал, когда убедился, что старуха Лукина не врала.
— Подождите, — я мотнула головой. — Выходит, ваша мама — сводная сестра Валерия Дмитриевича?
— Ага, — кивнула Ксения. — Ее тоже из детдома взяли. Когда дяде было семь лет. Только они с мамой почти не общаются. Не знаю уж почему, но она дядю очень сильно не любит. Когда узнала, что я к нему в Питер сбежала, чтобы поступить, — год со мной говорить отказывалась.
— А он что? Помог?
— Да как сказать, — пожала плечами Ксюша. — Восторга у него особого, понятно, не было, когда он меня увидел на пороге. Но с поступлением, наверное, помог. Я все «на отлично» сдала. В общежитие тогда была очередь, дядя как-то организовал, чтобы устроили.
— То есть тесных отношений с ним вы не поддерживаете, — подытожила я.
— Он иногда интересуется, конечно, как дела. Приглашает домой на семейные обеды. Ненавижу их… — добавила девушка вполголоса.
— Кого?
— Обеды, — пожала плечами Кравченко. — Жена у дяди противная. Не понимаю, как он с ней вообще живет. Жадная! Это что-то! Каждый кусок взглядом провожает. Постоянно заводит разговоры, что, типа, бедным родственникам рассчитывать не на что, они сами, мол, еле на плаву держатся. Начинает дядю пилить, что он мало денег зарабатывает.
— Мало?! — я оторопела в очередной раз. — Как это мало? Вы же только что сказали, что у него была машина, и, честно говоря, он не производит впечатления бедного!
— Некоторым сколько ни дай, все мало, — проворчала Ксения.
Мне показалось, что надо еще раз вернуться к Свете.
— А вы не думаете, что он просто не хотел ставить вас в известность насчет отношений с Рябиковой? Все-таки, может, я немного старомодна, но отношения преподавателя и студентки…
— Это не то, что вы думаете, — упрямо повторила Ксения. — Я не буду ничего объяснять. Просто примите к сведению. Ничего такого, о чем вы думаете, между ними не происходило.
Мне было ничего не ясно, но, похоже, девушку не переубедить.
— Ксения, извините, может, это не мое дело, но вы сказали, что кто-то с моей помощью пытается повредить вашему дяде. Из-за чего? Честно говоря, мне в голову даже не приходит, почему это может быть. Я всю жизнь знала Лукиных, и, если уж быть до конца откровенной, то, что вы мне сейчас рассказываете, звучит, как нечто из области мексиканских сериалов.
— Не хотите — не верьте, — отрубила Кравченко. — А дяде просто все завидуют. Он единственный из всех учеников Лукина оказался в состоянии продолжать его исследования. Уваров из-за этого его диссертацию завалил. Заявил, что, мол, все списано у профессора, а своего ничего нет. Фу, вспоминать противно.
— Вы очень любите вашего дядю, да? — умилилась я. — Так его защищаете!
— Слушайте, вы все узнали, что хотели? — у Кравченко нетерпеливо задергалось колено. — А то мне вообще-то еще на работу надо собраться.
— Да-да, прощу прощения, что отняла время, — мне стало неловко. — Спасибо, что помогли.
Хотя положа руку на сердце, откровения племянницы Кавалергардова мне не помогли. Только еще больше запутали.
По дороге домой, в метро, я купила книжку Топильской, Маша утверждает, что по ней можно криминалистику изучать. Зашла в полупустой вагон, села, надела очки и углубилась в чтение. Через десять страниц, с трудом заставив себя оторваться от захватывающей интриги, попыталась мыслить в духе следователя по особо важным делам Шевцовой. Так, сначала надо сопоставить, собрать воедино все, что услышала от разных людей и узнала сама. Хм. Вроде получается.
Значит так, Марфа Андреевна Лукина, оказывается, в семнадцать лет родила ребенка. Вот ведь! В тихом омуте черти водятся! А Машину Златку проституткой обзывала, когда та с будущим мужем целовалась у подъезда под сиренью. Хотя Злате на тот момент было двадцать восемь. Да если девушку такого возраста кто-то целует с серьезными намерениями, по этому случаю можно устраивать народное гуляние! Ну ладно, это к делу отношения не имеет. Этот ребенок, по случайному стечению обстоятельств, оказался Валерием Дмитриевичем Кавалергардовым. У Михаила Евфстафьевича тем временем рождается сын от Майи Михайловны, которого Лукин хоть и не признает, но опекает. У Кавалергардова есть сводная сестра, мама Ксении Кравченко, которая делит комнату в общежитии Военмеха со Светланой Рябиковой.