Тристан игнорирует меня, позволяя пламени лизать край страницы, пока она не начинает дымиться и подгорать. Он кладёт книгу на край перил, наблюдая, как она медленно сгорает, превращаясь в хлопья серого пепла, которые разлетаются по ветру. Зейд неторопливо подходит к нему и поднимает белую бутылку с жидкостью для розжига, встречаясь со мной взглядом, прежде чем сжать её и обдать остальную часть книги жаром.
Слёзы текут по моим щекам, но я перестала сопротивляться. Теперь уже слишком поздно. Книга испорчена.
Толпа ликует, когда Тристан перекидывает пылающую книгу через край в бухту.
Когда он придвигается ко мне вплотную, мне требуются все мои силы, чтобы не закричать.
— Я же говорил тебе, Черити. Эта школа не для тебя. Считай это своим последним предупреждением.
Он уходит, и, наконец, две девушки ослабляют хватку настолько, что я могу вырваться.
— Марни, подожди! — зовёт Миранда, когда я проталкиваюсь сквозь хихикающую толпу, спускаюсь по ступенькам и пересекаю причал. Я начинаю бежать и не останавливаюсь, пока не оказываюсь в безопасности у себя в общежитии.
Думаю, именно здесь я проведу остаток года, несчастная и одинокая.
Это нехорошее чувство.
Глава 6
В течение следующих нескольких недель, похоже, Идолы довольствуются наблюдением и ожиданием. Но если они думают, что так легко победили меня, то они серьёзно ошибаются. В средней школе Лоуэр Бэнкс подобный трюк был бы встречен сжатыми кулаками и брызгами крови. Я не говорю, что собираюсь затевать настоящую драку с Идолами (конечно, трусы набросились бы на меня, и я бы проиграла), но наблюдение за тем, как горит эта книга, хоть и огорчило меня, не было последним гвоздём в мой гроб.
— Родительская неделя начинается в понедельник, — говорит Миранда, устраиваясь рядом со мной в «столовой». Не совсем подходящее описание для этого места. Это слово обозначает красные пластиковые подносы, пиццу на бумажных тарелках и длинные очереди. Это… лучше, чем в самом хорошем ресторане, в котором я когда-либо была. На вывеске снаружи написано «Столовый зал», но здешние студенты называют это просто Столовой. — А твои придут?
Я откусываю макароны и стараюсь не задаваться вопросом, во сколько эта тарелка обошлась стипендиальному фонду.
— Мой папа должен быть здесь, — уклоняюсь я, пытаясь решить, как лучше описать свою маму. Всю правду слишком трудно произнести вслух; она режет, как нож, а я уже истекаю кровью после сцены на яхте. — Моя мама… снова вышла замуж и переехала. — Да, на другой конец города. Из стоянки для трейлеров в особняк. — Вообще-то она живёт в Гренадин-Хайтс, с моей сестрой.
— У тебя есть сестра? — спрашивает Миранда, её блестящие розовые губы приоткрываются от удивления. — Может я знаю её? — я пожимаю плечами в ответ, потому что последнее, что я хочу сказать, это: может быть и да, но я её не знаю. — И как я могла не знать, что у тебя есть сестра? — она продолжает, когда я набиваю рот ещё макаронами.
Пока Миранда хмуро смотрит на меня, Эндрю останавливается у нашего столика и пододвигает дополнительный стул. Почти уверена, что у него и Миранды неприятности из-за того, что они водятся со мной, и всё же они всё ещё это делают. Я начинаю задаваться вопросом, действительно ли я могу подружиться с этой парой по-настоящему.
— У тебя есть сестра? — повторяет он, пока я вздыхаю и проглатываю свою еду, беру стакан с водой и смотрю на позвякивающие кубики льда.
— Её зовут Изабелла. Но она на три года младше нас. Она только что пошла в шестой класс средней школы Гренадин-Хайтс. — Я делаю глоток воды и надеюсь, что на этом эта история закончится. Теперь я ругаю себя за то, что вообще заговорила о своей маме. Понимаете, что я имею в виду? У меня уже появилось это неприятное ощущение в животе.
— Изабелла Кармайкл? — спрашивает Миранда, и я чувствую, как это напряжённое чувство становится ещё туже, словно узел с удушающей хваткой вокруг моего живота. — Да, я помню её. Я думаю, она была у меня в одной из художественных групп, например, когда они объединяют детей постарше с младшими. — Она пожимает плечами и поднимает на меня идеально изогнутую светлую бровь. — Я до сих пор не понимаю, как мы с тобой дружили несколько недель и ничего не слышали о твоей сестре.
— Может быть, потому, что я никогда её не встречала? — выпаливаю я, и Эндрю с Мирандой обмениваются взглядами. Резко встав, я поворачиваюсь и врезаюсь в крепкое тело Крида Кэбота. Он кладёт руки мне на плечи, и моя кожа горит, даже сквозь ткань моего чёрного пиджака академии. Он отодвигает меня на некоторое расстояние и обращает своё внимание на свою сестру.
Мой взгляд поднимается к его холодному, жестокому лицу, фарфоровой коже и ангельским волосам. И эти его глаза, похожие на осколки льда, голубые, но холодные, как зима. Из-за опущенных век он выглядит скучающим и усталым, как будто в любой момент может просто лечь и вздремнуть, как кот.
— Тристан хотел, чтобы я кое о чём поговорил с тобой, — говорит он, его голос, самоуверенный и растягивающий слова, как будто это было слишком сложно произнести вслух. На долю секунды мне кажется, что он обращается ко мне, что просто глупо, потому что, типа, с чего бы ему это делать? Он пристально смотрит на свою сестру, но не потрудился отойти от меня ни на шаг. Мы так близко, что, если бы я сделала глубокий вдох, моя грудь коснулась бы слегка помятой ткани его белой рубашки. — У тебя есть минутка? Или вы слишком заняты благотворительностью для рабочего класса?
— Мне не о чем с тобой говорить, — отвечает Миранда, бросая взгляд в сторону Эндрю. Он притворяется, что не замечает, но, клянусь, здесь происходит что-то такое, чего я не понимаю. Это выбивает меня из колеи, но я боюсь спрашивать. Эти двое — единственные во всей школе, с кем я чувствую себя комфортно, и я отказываюсь всё портить. — Только не тогда, когда ты обращаешься с Марни так, словно её не существует.
— О, я знаю, что она существует, — говорит он, всё ещё глядя на свою сестру, и поднимает длинные пальцы, чтобы взъерошить свои белокурые волосы. — Поверь мне: мы все прекрасно понимаем, что она здесь. — Он обращает своё внимание на меня, и я вынуждена сделать шаг назад. Достаточно одного его пристального взгляда, как физического толчка в грудь. — Чего я не понимаю, так это почему она всё ещё здесь.
— Она стоит прямо перед тобой, — выдавливаю я, вспоминая лицо Крида на яхте, его скучающее, почти безэмоциональное выражение, когда Тристан сжёг книгу. — Ты можешь швырять в меня всем, чем захочешь. Я могу согнуться, но не сломаюсь.
В мгновение ока длинные пальцы Крида оказываются на моём подбородке, поднимая моё лицо, чтобы я посмотрела на него. Мою кожу, там, где к ней прикасаются кончики его пальцев, покалывает и обжигает. Проглотив комок в горле, я заставляю себя посмотреть ему прямо в лицо.
— Сделана из более прочного материала, хм? — спрашивает он, наклоняя мою голову из стороны в сторону, как будто изучает меня. Я отбрасываю его руку и делаю ещё один шаг назад. То, как его рот изгибается в сторону в высокомерной ухмылке, настораживает, он такой самоуверенный и дерзкий. Я бы с удовольствием посмотрела, как она сотрётся с его лица.
— Тебе следовало прочитать её эссе о стипендии, — вмешивается Миранда, поднимаясь на ноги. Я осознаю, что весь зал сосредоточен на нашем противостоянии. — Марни — классная, в отличие от тебя. Я знаю, что мама и папа уже забили на тебя, но я ожидала лучшего. — Она обходит стол и хватает меня за руку, увлекая прочь, в то время как её брат засовывает пальцы в карманы брюк, наблюдая за нами прищуренными глазами.
Но если бы я съёживалась каждый раз, когда кто-нибудь из Идолов смотрел на меня, как на букашку, которую раздавят своими дорогими мокасинами, я бы уже была зачислена в среднюю школу Лоуэр Бэнкс и давно покинула Подготовительную Академию Бёрберри.