В Подготовительной Академии Бёрберри я понятия не имею, что это значит. И это пугает меня до чёртиков.
— Давай просто прогуляемся или что-нибудь в этом роде, — говорит Эндрю почти умоляюще, но потом я замечаю, что толпа выходит из двери и поднимается по ступенькам на верхнюю палубу. Даже если я знаю, что не должна этого делать, даже если я знаю, что буду сожалеть об этом… Я иду следом.
— Марни, подожди!
Эндрю гонится за мной, но я слишком далеко впереди, лавируя между девушками в Александр МакКуин и парнями в Живанши. Как будто толпа тоже расступается передо мной, но по совершенно неправильным причинам. Когда я добираюсь туда, Миранда уже наверху, раскрасневшаяся и растрёпанная. Она смотрит на Тристана Вандербильта прищуренными глазами.
— Что происходит? — я задыхаюсь, и она вздрагивает, поворачиваясь и глядя на меня широко раскрытыми глазами.
— О, смотрите, ребята, Черити здесь, — говорит Тристан, не утруждая себя повышением голоса. Он низкий и тёмный, такой же холодный, как туман, стелющийся по заливу. — Я рад, что ты смогла прийти на вечеринку сегодня вечером. — Его улыбка, когда он её дарит, примерно такая же тёплая, как лёд в моём стакане. Его тёмные волосы гладкие и блестящие, падают на лоб так, что у меня сжимается желудок, но его серебристые глаза почти такие же манящие, как и его улыбка.
Зейд заливается смехом из угла, брюнетка прижимается к его левому боку. Он не смотрит на меня, просто подносит ко рту бутылку чего-то, похожего на ром, и отпускает шутку о пиратах, которую я едва слышу.
Тристан тем временем занят тем, что разворачивает что-то из свёртка с тканью, который лежит на краю перил. Дыхание толпы затихает, их возбуждение подавлено. Время от времени пара глаз устремляется в мою сторону, и я чувствую, как они обжигают мою кожу, словно языки пламени. Когда Тристан развязывает упаковку, я вижу, что в руке у него книга.
— Никогда не говори, что мы тебя не слушаем, — продолжает он, переворачивая книгу, чтобы я могла взглянуть на обложку. Моё сердцебиение ускоряется, и внезапно становится трудно дышать. Даже не приближаясь к нему, я вижу, какое издание у него в руке. И даже не спрашивая, я знаю, что она настоящая.
— Ты знаешь, что это такое, Черити?
— Одна из семи рукописных копий «Сказок барда Бидла» Джоан Роулинг, — шепчу я. Я знаю, что сейчас играю им на руку, но, похоже, ничего не могу с собой поделать. В мире насчитывается всего семь экземпляров этой книги. Шесть были подарены друзьям и родственникам, а один был продан с аукциона на благотворительность.
Ой.
О нет.
Нет, нет, нет.
— Правильно: редкое издание твоей любимой книги, той самой, которая вдохновила тебя на создание такого… интересного произведения искусства.
Тристан открывает книгу и заглядывает внутрь, облизывая палец, прежде чем перевернуть страницу.
— Мы хотели почтить рабочий класс, и по итогу тебя, поэтому мы все скинулись нашими еженедельными пособиями и купили это. — Он поднимает на меня взгляд и ухмыляется, жестокость сочится из каждой поры.
— Триста шестьдесят тысяч фунтов стерлингов — примерно четыреста семьдесят пять тысяч долларов США (прим. — 36–38 миллионов руб.) — и она наша. — Он захлопывает книгу и полностью поворачивается ко мне лицом, удерживая её в одной руке, в то время как другой достаёт зажигалку.
Теперь я дрожу, пот струится по моим щекам. Мой стакан падает на пол, и я начинаю двигаться вперёд. Кто-то удерживает меня, и сначала я думаю, что это Миранда пытается предотвратить драку, но потом понимаю, что на самом деле это пара ближайших друзей Харпер. Они обхватывают меня руками, когда король Идолов подносит зажигалку к первой открытой странице. Мои глаза бегают по сторонам в поисках союзников, но Миранду и Эндрю удерживают сзади. Крид стоит рядом с ними с таким видом, словно это скучная, но необходимая маленькая рутинная работа.
— Пожалуйста, не надо. Эта книга — современная классика. Прямо здесь творится история. — Мои слова срываются; я кажусь задушенной. Что ещё я должна была сказать? Пожалуйста, не уничтожайте бесценный артефакт, чтобы помучить меня? Есть и другие, менее разрушительные способы. Поверьте мне: я была посвящена во многие из них.
Тристан игнорирует меня, позволяя пламени лизать край страницы, пока она не начинает дымиться и подгорать. Он кладёт книгу на край перил, наблюдая, как она медленно сгорает, превращаясь в хлопья серого пепла, которые разлетаются по ветру. Зейд неторопливо подходит к нему и поднимает белую бутылку с жидкостью для розжига, встречаясь со мной взглядом, прежде чем сжать её и обдать остальную часть книги жаром.
Слёзы текут по моим щекам, но я перестала сопротивляться. Теперь уже слишком поздно. Книга испорчена.
Толпа ликует, когда Тристан перекидывает пылающую книгу через край в бухту.
Когда он придвигается ко мне вплотную, мне требуются все мои силы, чтобы не закричать.
— Я же говорил тебе, Черити. Эта школа не для тебя. Считай это своим последним предупреждением.
Он уходит, и, наконец, две девушки ослабляют хватку настолько, что я могу вырваться.
— Марни, подожди! — зовёт Миранда, когда я проталкиваюсь сквозь хихикающую толпу, спускаюсь по ступенькам и пересекаю причал. Я начинаю бежать и не останавливаюсь, пока не оказываюсь в безопасности у себя в общежитии.
Думаю, именно здесь я проведу остаток года, несчастная и одинокая.
Это нехорошее чувство.
Глава 6
В течение следующих нескольких недель, похоже, Идолы довольствуются наблюдением и ожиданием. Но если они думают, что так легко победили меня, то они серьёзно ошибаются. В средней школе Лоуэр Бэнкс подобный трюк был бы встречен сжатыми кулаками и брызгами крови. Я не говорю, что собираюсь затевать настоящую драку с Идолами (конечно, трусы набросились бы на меня, и я бы проиграла), но наблюдение за тем, как горит эта книга, хоть и огорчило меня, не было последним гвоздём в мой гроб.
— Родительская неделя начинается в понедельник, — говорит Миранда, устраиваясь рядом со мной в «столовой». Не совсем подходящее описание для этого места. Это слово обозначает красные пластиковые подносы, пиццу на бумажных тарелках и длинные очереди. Это… лучше, чем в самом хорошем ресторане, в котором я когда-либо была. На вывеске снаружи написано «Столовый зал», но здешние студенты называют это просто Столовой. — А твои придут?
Я откусываю макароны и стараюсь не задаваться вопросом, во сколько эта тарелка обошлась стипендиальному фонду.
— Мой папа должен быть здесь, — уклоняюсь я, пытаясь решить, как лучше описать свою маму. Всю правду слишком трудно произнести вслух; она режет, как нож, а я уже истекаю кровью после сцены на яхте. — Моя мама… снова вышла замуж и переехала. — Да, на другой конец города. Из стоянки для трейлеров в особняк. — Вообще-то она живёт в Гренадин-Хайтс, с моей сестрой.
— У тебя есть сестра? — спрашивает Миранда, её блестящие розовые губы приоткрываются от удивления. — Может я знаю её? — я пожимаю плечами в ответ, потому что последнее, что я хочу сказать, это: может быть и да, но я её не знаю. — И как я могла не знать, что у тебя есть сестра? — она продолжает, когда я набиваю рот ещё макаронами.
Пока Миранда хмуро смотрит на меня, Эндрю останавливается у нашего столика и пододвигает дополнительный стул. Почти уверена, что у него и Миранды неприятности из-за того, что они водятся со мной, и всё же они всё ещё это делают. Я начинаю задаваться вопросом, действительно ли я могу подружиться с этой парой по-настоящему.
— У тебя есть сестра? — повторяет он, пока я вздыхаю и проглатываю свою еду, беру стакан с водой и смотрю на позвякивающие кубики льда.
— Её зовут Изабелла. Но она на три года младше нас. Она только что пошла в шестой класс средней школы Гренадин-Хайтс. — Я делаю глоток воды и надеюсь, что на этом эта история закончится. Теперь я ругаю себя за то, что вообще заговорила о своей маме. Понимаете, что я имею в виду? У меня уже появилось это неприятное ощущение в животе.