— Эти твои маленькие выходки Мэри Сью надоедают, — рычит он, отталкиваясь от стены и оглядывая меня с ног до головы с насмешкой, которая, к сожалению, никак не портит красивые черты его лица. — Если у тебя в шкафу есть скелеты, возможно, ты захочешь убедиться, что они похоронены. Потому что я собираюсь уничтожить тебя.
— Марни, ты в порядке? — спрашивает Зак, появляясь слева от меня. То, как он смотрит на Тристана, заставляет меня задуматься, встречались ли они раньше. Что-то мелькает на лице Тристана, прежде чем он ухмыляется.
— Брукс. Я удивлён видеть тебя здесь. Разве тебе не отказали? Даже денег твоей семьи было недостаточно, чтобы заставить Бёрберри заняться твоей неудачливой задницей. — Гнев Тристана немного утихает, сменяясь надменным высокомерием. Он поднимает подбородок и улыбается, протягивая руку, чтобы откинуть тёмные волосы со лба. — Или ты тоже спишь с Черити? Даже с её внешностью, кажется, у неё полно клиентов.
— Черити (прим. — Благотворительность)? — Зак смеётся тем сухим, мрачным, пугающим звуком, который раньше заставлял меня дрожать. — Ты считаешь себя остроумным, Вандербильт? Не забывай, что я не раз надирал тебе задницу и рад сделать это снова.
— Так ты трахаешь её? — Тристан продолжает, его серебристый взгляд возвращается ко мне. Кажется, он взволнован тем, что узнал эту скандальную новость. Для него же хуже, так как я девственница. Здесь нет скелета, который можно было бы откопать. Я не уверена, что Зак имеет в виду, говоря о том, чтобы надрать задницу Тристану, но ясно, что эти двое действительно знают друг друга. Тем не менее, Тристана нисколько не смущает присутствие Зака. — Где вы двое познакомились? В твоей школе в гетто?
— Прибереги это для осенних каникул, придурок, — огрызается Зак, и мои брови приподнимаются. Когда он тянется к моему запястью, я вырываюсь из его хватки, и в итоге мы смотрим друг на друга. Мой отец может называть его другом семьи, но он никогда не был моим другом. Глаза Зака сужаются, но он поворачивается и направляется по коридору, где его ждёт Миранда, наблюдающая и слушающая словесную перепалку между парнями с открытым ртом.
— Приятной экскурсии, Черити, — шепчет Тристан, дерзко приподнимая бровь. — Потому что ты здесь ненадолго.
На следующее утро у нас, как обычно, занятия. Единственное отличие заключается в том, что семьям разрешается находиться поблизости и наблюдать. Большинство так и делают, но я замечаю, что отца Зейда всё ещё здесь нет. Я думаю, он вообще не придёт. Этот засранец ведёт себя так, будто его это не беспокоит, пристаёт к девушкам и, как обычно, издаёт свой хриплый смех. Однако я задаюсь вопросом, не является ли всё это прикрытием, чтобы скрыть боль. Я всё об этом знаю.
Зак сидит рядом со мной во время утренних объявлений, но Чарли нигде не видно. Я знаю, что родителей поселили в домиках (думаю, в стиле глэмпинга) на берегу озера, и они приезжали туда на досуге. Но когда я спрашиваю Зака, где мой папа, он просто пожимает своими широкими плечами и отказывается смотреть на меня.
К тому времени, как мы добираемся до нашего занятия по смешанным медиа, я уже начинаю потеть. Мало того, что папа всё ещё отсутствует, сегодня мы сосредоточились на музыке, оценили таланты каждого и начинаем прослушивание в школьный оркестр. Я полагаю, что у меня, вероятно, не так уж много конкурентов, учитывая, что я играю на арфе. Это своего рода редкий инструмент. Это тоже хорошо, поскольку обычно есть только одно место для арфиста.
— Все садитесь, — говорит мистер Картер, беря на себя руководство классом на этот день. Он дирижёр оркестра Подготовительной Академии Бёрберри, и именно на него мне больше всего нужно произвести впечатление на этой неделе. — Сегодня мы познакомимся с типом музыки и инструментами, которые интересуют каждого студента.
На моём айпаде, выданном академией, появляется электронное письмо от мистера Картера, и я нажимаю на него, просматривая форму, пока он объясняет, как её заполнить.
— Как думаешь, кто-нибудь из этих чопорных засранцев сможет переиграть тебя? — спрашивает Зак, и я пожимаю плечами. Харпер Дюпон сидит прямо за мной, и последнее, что я хочу сделать, это привлечь внимание к выбранному мной инструменту. Судя по тому, как она на меня смотрит, было бы неудивительно, если бы она выбрала арфу просто назло мне.
— Думаю, мы это выясним, — бормочу я, заполняя анкету, а затем откидываюсь на спинку стула и жду всех остальных, слушая, как мистер Картер бубнит о программе хора, оркестре и возможностях стажировки в музыкальной индустрии. Дверь в лекционный зал открывается, и я лениво оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, кто это.
Это Чарли.
И он пьян в стельку.
Он вваливается в класс, спотыкаясь о собственные ноги, одна рука опускается на плечо Анны Киркпатрик. Она кривит лицо от отвращения и отстраняется от него, когда я встаю, роняя свой айпад на землю.
— Марни, детка? — кричит папа, и аромат перегара заполняет комнату. — Где ты?
Всё моё тело заледенело, и я чувствую себя прикованной к месту. Зак реагирует быстрее меня, прокладывая себе путь бульдозером из прохода и хватая Чарли за плечи.
— Нет, я хочу увидеть Марни, — невнятно произносит папа, пытаясь отбиться от Зака. Но, несмотря на разницу в возрасте, Зак примерно в миллион раз сильнее. Он берёт моего отца под контроль, подталкивая его к двери, пока весь класс молча наблюдает за происходящим.
— Думаю, яблоко от яблони недалеко падает, — усмехается Бекки Плэттер, и комната оглашается смехом.
— Если вам нужна минутка, вы можете отлучиться, мисс Рид, — говорит мистер Картер, но не поправляет Бекки за её комментарий. Да и почему он должен это делать? У большинства из этих детей серебряная ложка до сих пор торчит изо рта. Щёки пылают, я пробираюсь по проходу и поднимаюсь по ступенькам, сдерживая слёзы.
Протискиваясь к выходу из кабинета смешанных медиа, я нахожу своего отца прислонившимся к стене, хватка Зака едва удерживает его на ногах. Я разрываюсь между беспокойством и расстроенностью, мои эмоции в диком смятении. Я люблю своего отца, но его поведение, это… это чертовски неприемлемо.
— Ты понимаешь, что ты только что сделал? — шепчу я, сдерживая слёзы. — Ты дал им оружие, которое им нужно, чтобы добить меня.
— Им? — спрашивает Зак, когда папа стонет. Мужчина едва в сознании. Мой крик на него ничего не даст. Как бы сильно мне ни хотелось выразить свой гнев, я беру его с другой стороны и помогаю Заку вести его к передней части здания, где ждут машины, чтобы отвезти родителей туда и обратно из домиков.
— Не волнуйся об этом, — бормочу я, чувствуя, что тёмные глаза Зака всё ещё устремлены на меня. Он ничего не говорит, пока мы идём по коридору, выходим за дверь, по коридору и входим во двор.
— Твой отец получил кое-какие новости прошлой ночью, — говорит мне Зак, но, когда я спрашиваю, в чём дело, он весь сжимается. Придурок.
Я вся взмокла от пота к тому времени, как сажаю отца на заднее сиденье машины. Зак делает паузу, как будто не уверен, стоит ли ему остаться или уйти.
— Ты нужен ему, — неуверенно говорю я, поднимая ладонь. — Он едва может ходить, не говоря уже о том, чтобы переодеться и лечь в постель. Просто убедись, что он спит лицом вниз. — Мои глаза поднимаются, чтобы встретиться с глазами Зака, эти тёмные впадины, которые совершенно непроницаемы. — Я не знаю, почему ты мне помогаешь, но… спасибо тебе.
— Не беспокойся, — произносит Зак, проскальзывая на заднее сиденье рядом с моим отцом. Он захлопывает дверцу, и машина трогается с места по боковой дороге, ведущей к озеру. Я смотрю на него, пока он не исчезает, закрываю глаза и изо всех сил пытаюсь собраться с мыслями, прежде чем вернуться в класс. Это нелегко, особенно когда у меня трясутся руки, рубашка прилипла к спине от пота, но я справляюсь.
Как только я переступаю порог, я чувствую это, тяжесть их осуждения, глубину их ненависти.
Я усаживаюсь на своё место и умудряюсь сдерживать слёзы до конца дня.