— Здоровый мальчик, — подтвердил Мок и повернулся к маме. — А когда он вырастет и станет большущим, здоровенным чернокожим, вы, мэм, по-прежнему будете называть его своим сыном? Или отправите спать в сарай, вместе со скотом?
Да, этот человек не намеревался ходить вокруг да около, сразу брал быка за рога.
— Закрой рот, Мок, — приказала его жена. — И дайте-ка мне малютку, мисс. Если б я знала, что скоро у нас объявится такая крошка, я б не отрывала младшенького от груди и молоко еще осталось бы. Два месяца назад я перестала давать сынишке грудь, с той поры от него одни беспокойства, но ты, малыш, не такой, совсем не такой.
Она что-то ласково забормотала над ним, как шептала над его матерью, но мальчик даже не проснулся.
— Я же сказала, я воспитаю его как родного сына, — сказала мама.
— Простите, конечно, мэм, но я ни разу не слышал, чтобы белая женщина так поступала, — пожал плечами Мок.
— Я сказала, значит, так и будет, — непреклонно произнесла мама.
Мок на секунду-другую задумался.
— Я вам верю, — наконец кивнул он. — По-моему, не было такого, чтобы вы нарушали данное вами слово, даже если слово это давали чернокожим. — Он ухмыльнулся. — Многие белые считают, что солгать черномазому — это вовсе не грех, это, мол, не ложь.
— Мы сделаем, как вы просите, — вмешалась Анга Берри. — Всем, кто будет спрашивать, я буду отвечать, что это мой мальчик и мы отдали его вам, потому что слишком бедны.
— Но не забывайте, что это все ложь, — предупредил Мок. — Вы не думайте, был бы это наш ребенок, мы бы никогда не отдали его. И не думайте, что моя жена, будучи замужем за мной, может позволить белому человеку обрюхатить ее.
Мама с минуту внимательно изучала лицо Мока, как бы оценивая стоящего перед ней человека.
— Мок Берри, надеюсь, ты как-нибудь заглянешь к нам на огонек, навестишь мальчика и тогда сам убедишься, что белая женщина может держать свое слово.
— Да, мэм, — расхохотался Мок, — могу поспорить, вы настоящий борец за права человека.
Тут в дом вошел папа, с головы до ног покрытый потом и грязью. Он пожал руку Берри, и ему рассказали о решении, к которому пришли. Он тоже пообещал воспитать мальчика как родного сына. Но он подумал также о том, что даже маме не пришло в голову — он поклялся Пегги, что мальчику не будет отдаваться предпочтения перед ней. Пегги согласно кивнула. Ей не хотелось ничего говорить, потому что каждое слово либо было бы лживо, либо выдало бы ее намерения; она-то прекрасно знала, что в ближайшем будущем ее путь и путь этого мальчика не пересекутся.
— Мы, пожалуй, пойдем, миссис Гестер, — сказала Анга, передавая малыша маме. — Вдруг кто-нибудь из моих увидит страшный сон и проснется, так что мне лучше быть поблизости, иначе крики вы даже здесь услышите.
— Может, стоит вызвать священника помолиться над ее могилкой? — предложил Мок.
Папа как-то не подумал об этом.
— Да, кстати, у нас же ночует один священник, — вспомнил он.
Но Пегги не дала этой мысли укрепиться у него в голове.
— Нет, — отрубила она как можно резче.
Папа взглянул на нее и понял, что сейчас она говорит как светлячок. Так что спорить бесполезно.
— Да, сегодня не получится. Мок, — согласно кивнул он. — Опасно.
Мама проводила Ангу Берри за порог.
— Может, мне надо знать что-нибудь особенное? — беспокойно спросила она напоследок. — Чернокожие дети чем-нибудь отличаются от белокожих?
— Очень отличаются, — подтвердила Анга. — Но этот малыш наполовину белый, так что заботьтесь как следует о белой половинке, а черная сама о себе как-нибудь позаботится.
— Кормить как обычно? Коровьим молоком из свиного пузыря? — продолжала расспрашивать мама.
— Вы лучше меня все знаете, — сказала Анга. — Всему, что мне известно, я научилась у вас, миссис Гестер. Как и прочие женщины в округе. Что ж вы меня-то спрашиваете? Мне спать давно пора…
Как только Берри ушли, папа поднял тельце девочки и унес из дома. Гробика, чтобы похоронить умершую, не было, но тело наверняка завалят камнями, иначе могилу разроют собаки.
— Легкая, как перышко, — удивился он, подняв ее. — Словно головешка от хорошо прогоревшего бревна.
И Пегги была вынуждена признать, что он абсолютно прав. Вот и все, что от нее осталось. Прах. Она сожгла себя изнутри.
Пока Пегги лазала на чердак и доставала колыбельку, мама возилась с малышом. На этот раз Пегги никого не разбудила, не спал разве что все тот же священник. О, он сидел за дверью глаз не сомкнув, но за порог теперь и носа не высунет. Мама и Пегги приготовили малышу постельку в родительской спальне и уложили ребенка спать.
— Да, а что за имя у крошки? Он теперь осиротел, но мы же должны его как-то называть, — вспомнила мама.
— Если у него и было имя, его мама ничего об этом не сказала, — ответила Пегги. — В ее племени женщина получала имя, когда выходила замуж, а мужчина — когда убивал свою первую добычу.
— Ужас какой, — всплеснула руками мама. — Это не по-христиански. Она ведь так и умерла некрещеной.
— Она была крещена, — возразила Пегги. — Об этом позаботилась жена владельца плантации, откуда она бежала, — у них там все чернокожие были крещены.
Лицо мамы помрачнело.
— Видно, она считала, что этого достаточно, чтобы сделать из человека доброго христианина. Ну ничего, я подыщу для тебя имя, малыш. — Она загадочно улыбнулась. — Пегги, как ты думаешь, как отреагирует наш папа, если я назову крошку Гораций Гестер-младший?
— Умрет на месте, — немедленно ответила Пегги.
— Вот и я тоже так считаю, — согласилась мама. — А я вовсе не жажду рано овдоветь. Так что назовем его… Пегги, я ничего не могу придумать. Как обычно зовут чернокожих? Или назвать его как самого обыкновенного мальчика?
— Я знаю только одно имя, которое бытует среди чернокожих. Отелло, — пожала плечами Пегги.
— Страшное какое-то имя, — испугалась мама. — Ты наверняка вычитала его в какой-нибудь из книжек Уитли Лекаринга.
Пегги не стала ничего говорить.
— Знаю, — встрепенулась мама. — Знаю, как мы его назовем. Будем звать его Кромвелем. Как звали лорда-протектора.
— Назови лучше его Артуром, в честь короля, — предложила Пегги.
Мама довольно хмыкнула и рассмеялась.
— А и правда, малыш. Артур Стюарт! А ежели королю придется не по духу твое имечко, пускай посылает на нас войска, но все равно я ничего не изменю. Пусть уж лучше его величество меняет свое имя.
Несмотря на то что Пегги легла в постель далеко за полночь, проснулась она ранним утром. Ее разбудил стук копыт — ей даже не пришлось подходить окну, она и так узнала огонек сердца уезжающего священника. «Езжай, Троуэр, — про себя сказала она. — Не ты последний сбежишь отсюда этим утром, спасаясь от одиннадцатилетнего мальчишки».
Вскочив с кровати, она выглянула в выходящее на север окно. Сквозь деревья виднелось расположенное на холме кладбище. Она попыталась отыскать вырытую прошлой ночью могилу, но, как ни всматривалась, не нашла и следа, а искать огонек сердца на кладбище бесполезно, так что и здесь ей не было помощи. Хотя Элвин сразу отыщет ту могилку — в этом она не сомневалась. Прибыв в Хатрак, первым делом он отправится на кладбище, потому что там похоронен его старший брат, юноша по имени Вигор, которого унесла река Хатрак и который пожертвовал жизнью, чтобы спасти мать за час до того, как она родила своего седьмого сына. И Вигор держался, цеплялся за жизнь, как река ни тянула его за собой, он держался до последнего, чтобы Элвин, появившись на свет, стал седьмым живым сыном. Пегги собственными глазами видела, как огонь сердца Вигора мигнул и погас сразу после того, как родился ребенок. Элвин, должно быть, слышал эту историю тысячу раз. Поэтому он прямиком отправится на кладбище, там он сможет заглянуть в землю и найти, что спрятано под ней. Он обнаружит таинственную могилу, на которой не стоит никакого имени и в которой покоится недавно умершее тело.
Пегги взяла шкатулку с сорочкой и сунула в котомку вместе с запасным платьем, нижней юбкой и еще не прочитанными книгами, которые недавно привез Уитли Лекаринг. То, что Пегги не хотела встречаться с Элвином, вовсе не означало, что она бросит мальчика на произвол судьбы. Сегодня ночью она снова дотронется до сорочки, может, не ночью, но утром точно, проникнет в его память и при помощи его чувств отыщет могилку безымянной чернокожей девочки.