— Они понимают по-нашему? — тихо спросил Ерёмин.
— Редко, — голос у Сони дрогнул, она по-прежнему не отпускала руки Сергея.
В несколько мгновений дикари окружили путников и тот, первый чечух, отодвинув своих товарищей, подошёл к Ерёмину. Главный, догадался Сергей. Ноздри дикаря широко раздувались, он неторопливо оглядел-обнюхал путников и что-то коротко приказал. Тут же чьи-то крепкие жилистые руки сорвали с Ерёмина рюкзак и передали вожаку.
— Послушайте, — попытался заговорить с ним Сергей. — Мы…
Острый металлический прут уткнулся ему в горло, и Сергей смолк. Чечухи подтолкнули пленников в спину, и повели вперёд по тропе. Хмурый вид дикарей не предвещал ничего хорошего, от них омерзительно пахло, казалось, просто физически невозможно человеку находиться рядом. Пересилив отвращение, Ерёмин прислушался к разговору: речь их оказалась почти человеческой, только грубой и хриплой. Отдельные слова были не то, чтобы знакомы — скорее созвучны знакомым. «Человек» звучало как «чвек», «солнце» как «санца», «смерть» как «мертвь». Он выхватывал их из медленной речи, но даже приблизительно не мог угадать, о чём говорят дикари. Хотел было сказать о том Соне, но неожиданно почувствовал, что девчонка дрожит.
— Ты чего? — прошептал он.
— Они едят людей, — отозвалась та. — У нас знакомый торговец пропал, говорят, его чечухи поймали и съели.
Услышав шёпот пленников, главарь бросил на них грозный взгляд, и Сергей с Соней примолкли. Шли не быстро. Ноздри чечухов постоянно шевелились, принюхиваясь, зрение у них оказалось слабее человеческого, и нос помогал выживать в лесу. Неожиданно позади послышался громкий лай, Соня испуганно вскрикнула, и не успел Ерёмин повернуть голову, как возле них оказался большой чёрный пёс. Абсолютно бесшёрстный, с длинным хвостом и широкой мордой, он угрожающе скалил зубы и рычал. Никогда ещё Сергей не видел так близко собаки. Сердце отчаянно забилось, словно кто-то грыз его изнутри, упорно пробиваясь к сердцевине — месту, где покоится укрытый до поры до времени животный страх. Вслед за первой собакой появилась вторая — такая же голая, но поменьше — самка. Вожак коротко окликнул их, и собаки послушно догнали его, неспешно затрусив рядом. Время от времени они оборачивались, проверяя, не подевалась ли куда добыча. Внезапно подумалось: если чечухи едят людей, то и своих собак они кормят человечиной, и от этой мысли стало ещё более жутко.
Минут через тридцать их группу кто-то окликнул, вожак отозвался, и из леса появилось несколько чечухов. Они переговорили — коротко и хрипло — и «отряд» двинулся дальше. Тропа пошла вверх, забираясь на высокий холм, деревья постепенно редели, вырождаясь в колючие полуголые кустарники и тёмную высокую траву. Трое идущих впереди чечухов почти одновременно обернулись вправо, стремительно выхватили острые прутья и метнули в траву. Через мгновение оттуда раздался громкий визг смертельно раненого животного. Вытаскивали его шумно, споря о том, чьё оружие поразило зверя. Длинное туловище, покрытое рыжей шерстью, куцый хвост и совсем короткие лапы… Явно хищник. Явно за кем-то охотился, только вот сам стал добычей случайных прохожих. Насмешка судьбы. Ерёмин отвернулся: от вида крови и мёртвой оскаленной морды добитого зверя его затошнило.
У самой вершины тропа завиляла, засуетилась, завертелась между глубокими круглыми ямами, поросшими мхом и оранжевыми грибами на длинных тонких ножках. Трава пошла на убыль, появились проплешины, но вскоре дорога успокоилась и вывела на голую плоскую «шапку» холма. Там они увидели настоящее стойбище чечухов: старики, женщины, дети и подростки, собаки разных мастей и размеров и разбросанные по вершине вещи. Женщины чечухов — широкобёдрые, полногрудые — имели на два рубца больше, чем мужчины. Длинные и тонкие, рубцы эти спускались по затылку к шее, обвивали её и исчезали под балахоном у груди.