Тут уж Слива не выдержал, вскочил, схватился за свой обрез и завопил:
— Поехали сейчас же, постреляем, козлов!
— Погоди, — удержала его Даша, — успеем еще. С этим твоим «огрызком» они из тебя самого решето сделают. Дослушай.
Слива покорно сел.
— Ну, вот, — продолжила она, — приходит Борман назавтра и говорит, мол, давай, долг отдавать надо. Яйцо Фаберже пропало после твоего визита, с тебя, мол, миллион баксов за него. А я говорю, мол, откуда у меня такие деньги? А он мне говорит — все с себя снимай, квартиру продавай, машину, короче все, иначе тебе крышка. Через два дня я осталась в старой куртке и рваных джинсах без жилья, без сбережений. Выкинули меня братки Бормановские у трех вокзалов прямо на дорогу и уехали. Я с синяками под обоими глазами, одета, как бомжиха. В карманах ни шиша, куда идти не знаю. Села в электричку, поехала куда глаза глядят, вылезла потом, шла-шла и забрела сюда. Смотрю дом брошенный стоит, я тут и поселилась. Как видишь, обжилась за пять лет. А поначалу в крыше звезды были видны, а в стенах забор, а теперь ничего, даже зимой тепло.
— Я этого суку Бормана, я его, — завелся Слива, — я ему в задницу пасхальное яйцо вставлю и кукарекать заставлю!
— Ты знаешь, я года два назад ездила к девчонкам в Москву, — добавила Даша, — оказалось, что я еще легко отделалась. Оказалось, что Борман со многими проститутками так поступал. Привезет к богатому клиенту, оставит на ночь, а потом предъявит, мол, ты у него то-то и то-то украла. Начинает прессовать и все, что нажито было, отбирает. А куда пойдешь на него жаловаться? В милицию? Так им дела нет. Я хоть жива осталась, а вон Танька из Калуги и Наташка из Орши вообще без вести пропали. Убил он их.
— Бля буду… — начал было говорить Слива, но Даша прервала его:
— Я сама знаю как мне с ними рассчитаться. Завтра поутру двинем в столицу к одному гаврику, моему бывшему клиенту, он занимается всякими темными делишками и нам с тобой поможет. Ты только меня слушайся иногда и все будет ОК.
— Это этот сука Борман тебя бабой называл? — скрипя зубами, спросил Слива.
— Он, — кивнула Даша, — избивал нас каждую неделю для профилактики. Но давай об этом не будем. Ты мне расскажи про себя лучше. Ты-то сам москвич или как? Кто у тебя родители были?
Слива усмехнулся и ответил:
— Мне тут недавно один чудик рассказал, что я это на самом деле не я, а он. А он это на самом деле я.
— Как это? — не поняла Даша.
— Он сказал, что нас в роддоме подменили, — ответил Слива, — что я сын уборщицы и алкоголика, а не сын из семьи профессоров и дедушки, который в Кремле работал и Брежнев ему руку лично жал.
— А ты что сын профессоров?
— А что, не похоже?
— Слушай, ты конечно не обижайся на меня, но первое тебе больше подходит, — сказала Даша, — дети профессоров пристроены, сидят на теплых местах и не бегают по лесу с обрезами.
Слива не обиделся на то, что сказала Даша, ему было по фиг на то что про него думают. Теперь уже он принадлежал только самому себе и ни перед кем не хотел отчитываться. Похож он на сына уголовника и уборщицы — ну и пусть так и будет! Кому какое дело до его происхождения?
— Ну что, всю водку допили, теперь пора идти спать, — предложила Даша.
— Мало водки, — сказал Слива.
— Хватит, — ответила Даша, — не хрен напиваться, завтра трудный день.
Слива согласился. Не идти же за пузырем за пятнадцать километров по сырой пожухлой траве в темноте. Он встал со стула и не раздеваясь рухнул на диван.
Бандит по кличке Борман сидел вечерком с братками в летнем кафе в одном из проулков центра Москвы. Это кафе было его любимым местом уже лет десять и несмотря на то, что уже осень далеко вступила в свои права и все летние кафе в округе были закрыты, хозяин этого заведения не осмеливался закрываться без особого на то распоряжения Бормана.
Все бандиты были одеты в одинаковые кожаные куртки, которые обтягивали их могучие плечи и едва не трещали по швам. Борман что-то рассказывал, громко матерясь и сплевывая на тротуар, по которому изредка проходили прохожие. Беззащитные перед бандитами прохожие метались, убегая от смачных плевков, что очень забавляло дружбанов Бормана. В кафе, кроме них никого больше не было и никто не жаждал задерживаться рядом с такой опасной компанией.
Вскоре неподалеку от Бормана и его друзей мягко остановилась ярко красная «БМВ» с низкой посадкой, стекло окошка ее опустилось и показалось приятное лицо женщины лет тридцати. Она внимательно разглядывала Бормана и его спутников сквозь стекла темных очков минут пять пока бандиты не заметили это.
— Ну, мля, уставилась коза, — громко сказал Борман, обращаясь как бы братве, но так, чтобы и женщина его слова услышала, — дырку на мне протрет скоро.
Братаны громко рассмеялись и повернулись поглазеть. Женщина услышала подколку пущенную в ее сторону, но никак на нее не среагировала. Тогда Борман тоже слегка повернул голову и, искоса посмотрев на женщину, спросил:
— Чего тебе надо тут, чего ты стоишь, чего ждешь?
— Борман, а ты меня не узнаешь? — в ответ спросила женщина своим глухим низким голосом и сняла с глаз темные очки.
— Я тебя не узнаю, — ответил Борман, даже не взглянув на нее, — и давай вали отсюда, не видишь мы отдыхаем, а ты нам мешаешь.
— Я Даша, — сказала женщина.
— Да мне все равно кто ты, — начал уже сердиться Борман, — я тебе говорю — уезжай, ты мне не даешь отдыхать. А не отдохнувший я сердитый.
— Пять лет назад я на тебя работала, — напомнила Дарья.
— Ну ты, в натуре, видимо русского языка не понимаешь, — покачал головой Борман, — ты знаешь, что таких как ты баб у меня несколько сотен работало пять лет назад и я не обязан был вас всех подстилок помнить. Достаточно и того было, что я с вас деньги собирал. Но теперь у меня другой бизнес и шалавами я больше не занимаюсь. Могу дать бесплатный совет. Проедь на Тверскую, скажи, что от меня, там тебя без испытательного срока «оформят».
Последняя фраза Бормана вызвала дружный гогот толпы братков. Он сам едва улыбнулся кончиками губ, потому что он был крутой и суровый, а оттого улыбаться ему не пристало.
— А ты свой новый бизнес, если не ошибаюсь, на подставах открыл? — спросила Даша. — Заставлял девчонок расплачиваться за вещи, которые они не крали. Яйцо Фаберже помнишь?
Борман наконец развернул к ней свой массивный корпус. По желвакам, заходившим на его скулах, было видно, что он сильно рассердился.
— Чего тебе надо, шалава? — сквозь зубы спросил он. — Ты чего мне тут предъявы кидаешь? Какое яйцо, че ты гонишь?
— Яйцо Фаберже, за которое ты меня оставил и без денег, и без квартиры, даже трусы все отобрал, — пояснила Даша.
— Но «поднялась» же ведь опять, не сдохла же, вон на «БМВ» прикатила. Вы, шалавы себе деньги быстро зарабатываете, так что не скули, езжай отсюда! И кто тебя, такую старую бабу Ягу трахает-то только? Молодых что ли нет?
Братки опять преданно заржали шутке шефа, дружно повернувшись чтобы посмотреть на реакцию женщины. Но она и сама широко улыбнулась, хотя одного зуба у нее с правой стороны не было. Выбили братки Бормана тогда, когда яйцо искали. Вставить пока было негде, да и не на что.
— Точно баба Яга! — сказал кто-то из бандитов, увидев щербатую улыбку Даши.
— А я в лесу и жила в избушке на курьих ножках, козу пасла, — сказала Даша, одевая на глаза очки от солнца, — все ждала своего Кащея Бессмертного, когда он придет за мной.
Братки загоготали впокатуху, крутя у виска пальцами.
— Дождалась Кощея-то? — спросил Борман, зло улыбаясь одной половиной рта.
— Дождалась, — подтвердила Даша.
— Ну, вот теперь проваливай отсюда, двинутая, — с презрением сказал Борман, — ты мне и правда, сильно надоела уже.
— Че ты, Борман, пусть посмешит нас еще, — предложил один из братков, — клевая старушка, двинутая по черепу. Давай, старая, ляпни что-нибудь еще, посмеши!