3
В колонии строгого режима, расположенной далеко на севере до отбоя осталось всего пятнадцать минут. По коридору одного из отрядов туда-сюда бродили зеки с полотенцами и без них, дежурный унылым голосом напоминал, что пора уже всем накуриться и умыться, и хождения прекратить. В холодном умывальнике человек десять заключенных брызгали на лица обжигающе морозной водой, когда туда ввалился татуированный бугай из соседнего отряда, прихвостень блатных по кличке Дохлый.
Дохлый был двухметрового роста детиной с пудовыми кулаками, которые ломали с одного удара положенные друг на друга стопкой кирпичи. За Дохлым в умывальник вошел Жупел — пронырливый тип с одной золотой фиксой на переднем зубе. Все же остальные зубы у Жупела были железными, сделанными местными мастерами-«стоматологами». Жупел был в авторитете, но до настоящего вора ему было далеко, хотя он всеми фибрами души желал получить это звание. Если Жупел закрывал глаза, то на его веках можно было явственно прочитать надпись «Не буди». Но в данный момент Жупел жадно посасывал коротенький «бычок» и щурил только один глаз, поэтому видно было только «буди» и то не очень явно.
Умывающиеся зеки сразу поняли, что дело пахнет «керосином», стали моментально сворачивать свое умывание и протискиваться вдоль стенки, стараясь не задеть случайно ни Жупела, ни Дохлого. Открытые краны с водой продолжали шуметь и повизгивать, заключенные один за другим покидали умывальник. Жупел кинул докуренную сигарету в сливное отверстие, она закрутилась, уносимая грязной водой и, нырнув, пропала в глубине канализации. Жупел припал к открытому крану умывальника и стал жадно пить, щелкая кадыком. Вместе со всеми заключенными попытался улизнуть из умывальника и мужчина лет тридцати, облаченный в форменную майку, штаны от зековской робы и сапоги.
— А ты куда собрался, Слива? — удивленно окликнул его Жупел, оторвавшись от льющейся воды.
— Так отбой же, — стыдливо улыбнулся тот, кого назвали Сливой и стал тереть лицо казенным полотенцем.
— Для кого отбой, а для кого и хвост трубой, — съязвил Жупел и отбил подкованными сапогами по звонкому кафелю короткую дробь.
Он неплохо танцевал чечетку, научился этому искусству еще от своего отца — потомственного вора-домушника, который в перерывах между отсидками крутил кино в каком-то деревенском клубе под Саратовом. Но никогда Жупел не выступал со своими танцами в деревянном клубе колонии, потому что считал для себя в падлу кривляться перед «звездюками». «Звездюками» назывались в зоне все те, кто исправно работал на производстве и не относился ни к ворам, и ни к «опущенным».
Слива все вытирался — как будто и не понял, или притворился, что не понял, что и Дохлый, и Жупел пришли из соседнего отряда именно по его душу, а не просто попить холодной водички из-под крана. Утеревшись полотенцем, он безмятежно повернулся и направился к выходу из умывальника. Но Дохлый своим огромным телом уже перекрыл дверь, отрезав для Сливы всякую надежду на спасение.
— Ну ты, хер деревянный, — зловещим тоном остановил его Жупел, — ты чего, в натуре, бесконечно будешь «восьмеру крутить»? Ты куда опять намылился, звездюк?
— А? — спросил Слива, повернувшись к Жупелу, якобы и не расслышал, что тот спросил, а для достоверности поковырял полотенцем в ухе, типа, вода попала, бурчит.
— Хер на, — ответил поговоркой Жупел на его «А?», — где «бабло»?
— Дык, в натуре, Жупел, я же сказал вчера, что бабки будут на днях, — ответил Слива, продолжая тереть правую щеку своим вафельным полотенцем, — мне с воли кореша должны передать сегодня — завтра…
— Кончай, баклан, кружева плести, — угрожающе надвигаясь, процедил сквозь зубы Жупел, — мы «пробили» по воле и «выстригли», что нет у тебя на воле никакого спонсора, чтобы тебе, чмырю, полторы тонны баксов за просто так «отстегнул». У тебя на воле только долги, гнида ты, фуфлогонская!
Невольно отступая назад от брызжущего слюной и эмоциями Жупела, Слива попал в железные объятия Дохлого, который моментально сдавил его, как медведь обезьянку. Жупел в это время быстрым движением кисти руки вооружился длинным лезвием и приставил нож к нервно пульсирующему горлу Сливы.
— Бля буду, Жупел, — прохрипел Слива, косясь на нож, — завтра к вечеру деньги будут, мне должны привезти. Мамой клянусь! Не надо резать!
— Завтра ты, сука, должен будешь уже не полторы тонны, а две, понял? — истерично взвизгнул разнервничавшийся Жупел. — Две тонны баксов с тебя, ты понял, ты, клоун зачухованный? Если, сука, завтра в это же время ты, дундук, не отдашь мне две тонны баксов, то, бля буду, шоментом переедешь в петушиный угол!!! Всосал, баклан?
— Да-да, Жупел, — осторожно кивая, чтобы не порезаться, сдавленно ответил Слива.
— И запомни, сука, я не Минздрав, два раза предупреждать не буду, — добавил напоследок Жупел, убирая нож в карман.
Дохлый с силой оттолкнул Сливу от себя, он отлетел, поскользнулся на склизком кафеле и растянулся во весь рост в лужах грязной воды, натасканной сюда с улицы сапогами заключенных. Жупел небрежно перешагнул через него и вышел из умывальника вслед за Дохлым. Слива медленно поднялся, отряхиваясь и подошел к зеркалу.
— Сука, порезал ведь меня, — сказал он громко, разглядывая на шее небольшой шрам от ножа из которого сочилась кровь.
За спиной Сливы появился маленького роста зек по кличке Моча, который отбывал срок за мелкую кражу оттого и с нескрываемым уважением относился к Сливе, сидящему за вооруженный грабеж.
— Чего, в натуре, делать будешь? — спросил Моча.
— А че, бля? — с вызовом отозвался Слива, наслюнявливая палец и протирая им ранку.
— Ну деньги-то где возьмешь? Блатные ведь просто так не слезут!
— Да пошли они… — негромко пробурчал Слива с деланным безразличием. — Срать я на них хотел и на их угрозы!
— На хрена ты, Слива, вообще с шулерами в буру подвизался играть? — участливо спросил Моча, разглядывая в зеркале свои пожелтевшие зубы. — У них же весь бой крапленый.
— Хер ли теперь охать и ахать? — с вызовом спросил Слива. — Думать надо где «бабки» достать.
— Для тебя теперь самое то — загреметь в одиночку, — посоветовал Моча, — оттуда тебя никто не достанет какое-то время. Пока суть да дело, с воли тебе и «подогрев» подтянется.
— Некому, Моча, меня с воли «подогреть», — ответил Слива, — нету у меня столько бабок и взять негде.
— Ты ж говорил, что завтра отдашь все бабки, которые должен, — удивился Моча.
— Это я им сказал, чтобы они отвязались от меня до завтра.
— Ну так, бля, а завтра-то что? — недоумевал Моча. — Завтра-то они снова придут!
— Завтра будет завтра, — ответил Слива, — а сегодня я хочу спать.
И он демонстративно зевнул и с хрустом потянулся.
— Ну, ты, Слива, змей каленый, — покачал головой Моча, что означало в его устах признак глубокого уважения.
Как-никак, человека стопудово завтра или на перо посадят, или, что хуже, отпетушат, а он не кипишится, не бегает, не суетится, а спокойно гонит фуфло блатным, кормит завтраками. И ведь, что удивительно, сейчас пойдет в отряд, рухнет на шконку и через минуту захрапит. Так думал мелкий уголовник Моча, на которого если бы Жупел цыкнул, он бы полночи трясся и ворочался с боку на бок. Хорошо что ему через месяц на свободу — срок кончается и для него весь этот кошмар кончится. А для Сливы кончиться, судя по всему, еще скорее. Только Моча сам из ворот выйдет, а Сливу вывезут ногами вперед.
Назавтра прямо с утра Сливу вызвали на свиданку.
— Что еще за хрен? — недоумевал Слива, собираясь на своих нарах.
Ему и в голову не приходило кто мог к нему приехать. Наконец, в отряд зашел надзиратель и окликнул его:
— Заключенный Сливянский, давай на выход!
Слива накинул робу и пошел закинув руки за спину впереди вертухая по длинному коридору. Когда он вошел в комнату для свиданий, то увидел, что его ждет какой-то незнакомый мужик. Рассудив по импозантному цвету костюма и отливающему многодолларовым блеском галстуку, что это адвокат Слива стал гадать — чего же нужно от него этому прощелыге? Мужик тоже минуты три с интересом рассматривал Сливу, тот уже обматерил его всеми известными матами, но внешне это ни в чем не выражалось.