Но если я думал, что Тэйт обольет меня презрением, то я ошибся. Она лишь мельком взглянула в мою сторону и снова вернулась к игре. Потом сделала прямой удар. Совсем несложный, но вышло эффектно.
Волосы Тэйт торчали в разные стороны, будто она только что подняла голову с подушки. Но в целом она выглядела спокойной, совсем не похожей на девушку, недавно похоронившую сестру, и уж тем более на девушку, которая сегодня утром отловила на парковке самого странного парня школы с целью обсудить с ним вероятность того, что похороненная не была ее сестрой.
Следующий удар был крученый, в угловую лузу — Тэйт закатила шар, как булыжник. И даже глазом не моргнула.
— Круто! — оценил его Росуэлл, подходя к столу.
Тэйт кивнула головой в сторону Дрю и Дэни.
— Угу, парни сливают!
Дрю только плечами повел, а Дэни возмущенно фыркнул и запулил в затылок Тэйт бумажным шариком.
— Не зарывайся, Стюарт!
Я тихо встал за спиной Тэйт и стал смотреть, как она готовится к следующему удару. Со стороны казалось, будто она сделала все так же, как раньше, только рука у нее чуть дернулась, и шар, крутясь, полетел по дуге. Легонько стукнувшись о борт, он застыл, покачиваясь, на краю лузы.
Дэни ударил Тэйт по плечу, улыбаясь до ушей.
— Ну, кто тут сливает?
Она передала ему кий.
— Да-да-да! Ладно, я пошла за колой.
Дрю наклонился ко мне, он был в приподнятом настроении.
— Кажется, с «Красной угрозой» вот-вот все получится! Нам прислали кучу деталей, которые мы заказывали по Интернету, и некоторые из них точно подходят. Прикинь, сегодня едва не остались дома, чтобы как следует в них поковыряться!
Миссис Корбетт торговала «антиквариатом» — так политкорректно назывался род занятий, подразумевавший собирательство ею всякого хлама. Близнецы с детства рылись в маминых «сокровищах», разбирали и снова собирали старые тостеры и радиоприемники. Последние полгода они были одержимы «Красной угрозой». Это был неработающий детектор лжи пятидесятых годов. Не люблю выступать в роли пессимиста, но, несмотря на горячие заверения Дэни, меня не покидало ощущение, что «Красной угрозе» вряд ли было суждено заработать.
Привалившись к окружавшей буфетную зону невысокой стенке, я принялся разглядывать толпу. На танцполе царило столпотворение. Людское море бурлило, закручивалось в воронки, сталкивалось и снова расступалось. Даже смотреть на это было утомительно. Наклонившись вперед, я прислонился к стене лбом и закрыл глаза.
— Зачем ты вообще сюда поперся? — поинтересовался Росуэлл откуда-то сверху. Его голос тонул в реве музыки.
Я сделал глубокий вдох и попытался выдавить из себя хоть немного воодушевления.
— Потому что это лучшее из того, что мне оставалось.
— Ну да! — ответил Росуэлл таким тоном, будто в жизни не слышал ничего глупее.
Когда я разогнулся и снова посмотрел на толпу, то сразу заметил Элис. Она стояла в окружении девушек из нового потока.
Опершись на стенку, я стал ее разглядывать. Свет прожекторов очень красиво освещал ее лицо.
Тем временем «Кукольный домик Хаоса» закончил свое выступление и теперь раскланивался перед зрителями в несколько странной манере, видимо, подразумевавшей тонкую иронию. Когда музыканты отсоединяли свои установки, в зале стояла такая тишина, что у меня зубы разболелись. Но я сосредоточился на Элис и на разноцветных лучах прожекторов.
Если верить Росуэллу, у меня был шанс. Даже если так, обладание шансом еще не означает умения им распорядиться. Элис была яркой звездой мироздания, а я на всех школьных танцах и домашних вечеринках подпирал стенку вместе с завсегдатаями кружка любителей латиноамериканских танцев. Только это еще не все.
Росуэлл, скажем, тоже был членом этого кружка, а также ораторского клуба и общества почета для успевающих. Он мог позволить себе такие причуды, как собирание бутылочных пробок и необычных авторучек. В свободное время он мастерил часы из всякого домашнего барахла, но и это было еще не все. Росуэлл играл в футбол и в регби, баллотировался на всех школьных выборах. Росуэлл всегда всем улыбался. Он обнимался со всеми, причем постоянно, и вел себя так, будто ему пофиг, что кто-то может его не любить. Росуэлл мог делать все, что угодно, встречаться со всеми, с кем хотел, ни минуты не задумываясь, имеет ли он на это право.
Когда Росуэлл заговаривал с девушками, даже с самими хорошенькими и популярными, вроде Стефани Бичем, они улыбались и хихикали, млея от счастья. И еще он ни секунды не сомневался в том, что все будет отлично, в то время как я только и делал, что вжимался в стены, мечтая раствориться в воздухе.