Ужинала я с Бенедиктом и Селестой. Разговор шел в основном о Корнуолле и о бабушке с дедушкой.
Бенедикт всегда интересовался делами в Корнуолле, становясь при этом печальным, потому что Корнуолл напоминал ему о моей матери. Именно в Корнуолле они познакомились, когда были еще детьми. Об этих местах он говорил с грустью, и Селеста не могла не замечать этого.
Встав из-за стола, я поспешила в свою комнату.
Вероятно, Седеете хотелось поговорить со мной, но сегодня мне было этого не выдержать. Я продолжала вспоминать Жан-Паскаля (в конце концов, он был ее братом), а мне хотелось по мере возможности выбросить его из головы. Я помнила о том, что время от времени он будет появляться в нашем доме и мне придется избегать его.
Впереди меня ожидало еще много неприятных проблем, и мне хотелось подумать о них в одиночестве.
Селеста сказала:
— Конечно, ты устала. Мы поболтаем завтра утром.
Я была благодарна ей за это.
Поднимаясь наверх, я проходила мимо кабинета Бенедикта. В это время дверь открылась, он вышел и сказал мне:
— Ребекка, я хотел бы поговорить с тобой. Ты не возражаешь?
Я прошла за ним в кабинет, и он захлопнул дверь.
Испытующе посмотрев на меня, он сказал:
— Что-то случилось, не так ли?
Я замялась:
— Ну… Белинда не очень хорошо себя чувствует.
— Да, это я понял. А ты? Ты сама неважно выглядишь.
— Неужели?
— Похоже, ты чем-то удивлена.
— О… Я удивлена тем, что вы это заметили.
— Я все замечаю, — улыбнулся он. — Я хочу, чтобы у тебя все было в порядке.
— О, благодарю вас.
— Я понимаю, что не слишком ярко демонстрирую свои чувства, но это вовсе не значит, что я безразличен.
— В самом деле?
— Да. Мне хотелось бы… — Он пожал плечами. — Я хочу, чтобы ты знала: если есть что-нибудь…
— Что-нибудь?
— Какой-нибудь способ помочь тебе…
— Спасибо, я не нуждаюсь в помощи. У меня все в порядке.
— Все-таки не забывай о моих словах. Твоя мать хотела, чтобы мы были друзьями. Она всегда этого хотела.
Я была изумлена: Бенедикт смотрел на меня чуть ли не умоляюще. Он продолжал:
— Я, видишь ли… я просто хочу, чтобы ты знала: если я могу быть тебе хоть чем-нибудь полезен, то ты всегда можешь рассчитывать на меня.
На секунду я забыла обо всем остальном. Что случилось с этим человеком? Конечно, в марте были выборы и мистер Гладстон, его кумир, стал премьер-министром. Возможно, Бенедикта ожидал пост в правительственном кабинете. Должно быть, от этого мир стал казаться ему более уютным местом. Он даже заметил меня… и Белинду.
Прошла неделя, но трагедия не потеряла своей остроты. Сидя в одиночестве в своей спальне, я часами размышляла. Мне следовало остаться в Корнуолле.
Однако Белинду необходимо было оттуда увезти. Вместе с ней должна была ехать Люси, а за Люси ответственность несла я. Она не имела никакого отношения к Бенедикту. Я не могла позволить ей уехать без меня.
И все-таки сердцем я рвалась в Корнуолл, к Патрику.
Мне хотелось написать ему, что мне все равно, что бы он ни сделал, точнее, было бы все равно в любом другом случае. Пусть бы он был вором, пусть бы даже убил кого-нибудь, но думать именно об этом было для, меня невыносимо.
Мы поговорили с Селестой, у которой были собственные проблемы. Она сказала мне:
— Ты несчастна, но не хочешь говорить об этом.
Я покачала головой.
— Любовные дела?
Я кивнула.
— Кто-то в Корнуолле. Наверняка это Патрик Картрайт. Я всегда считала его превосходным молодым человеком. Значит, что-то пошло не так?
— Да, — ответила я, — все пошло не так.
— Моя бедная Ребекка! И ты любишь его?
— Да.
— Как все это печально! Жизнь бывает жестокой, не правда ли? Любить и быть отвергнутой — это ужасно.
Я молчала, думая о Патрике. Ведь это я отвергла его. Мы клялись друг другу в том, что наша любовь будет длиться вечно, но первое же дуновение холодного ветра развеяло ее.
— По крайней мере, — сказала Селеста, — ты вовремя это выяснила. В отличие от…
Я переключилась со своей беды на ее трагедию. Она продолжала:
— Я знаю, что говорить об этом больно, ведь прошло так мало дней. Со временем боль не уходит, но говорить об этом легче. Ты тоже страдаешь…
Я взяла ее за руки. Она добавила:
— Порой я думаю, как жить дальше. Когда он уезжает, мне становится легче. Тогда удается обманывать себя… немножко. Но когда он здесь и так явно показывает… тогда я спрашиваю себя: зачем он на мне женился?
— Должно быть, он любил тебя, иначе бы не сделал этого.
— Он сделал это, как бы правильнее сказать, без размышлений.
— Под влиянием минуты. Только я не верю, что он может в таких вопросах действовать поспешно. Должно быть, он считал, что вместе вы будете счастливы.
— Возможно. Поначалу я и сама так считала… но он продолжает любить ее. Он не может забыть.
— Он по-прежнему ходит в запертую комнату?
Она кивнула:
— А я, печальная и одинокая, поджидаю мужа, которому не нужна.
— Моя бедная Селеста!
— Мне нужна любовь. Я не создана для одиночества, — Быть может, со временем…
— Со временем? Прошли годы с тех пор, как она умерла… но она остается с ним. Все так, будто она продолжает жить в этом доме. Не знаю, долго ли я выдержу… — Она уставилась в пространство. — Я могла бы завести любовника… или лишить себя жизни… ему было бы все равно.
— Ах, Селеста, не нужно так говорить.
— Видишь ли, я люблю его. Я нуждаюсь в нем так же, как он нуждается в своей покойной жене. Мы оба в тупике, в поисках невозможного.
— Все, в конце концов, наладится, — Возможно, — согласилась она. — Это слово не наполняет меня надеждами.
— Наверное, не стоит слишком привязываться к людям. Иногда это причиняет боль.
Селеста кивнула.
— И все-таки он любил тебя, раз женился, — настаивала я.
— Ему нужна была жена. Я умею принимать его гостей. Это помогает ему делать карьеру. Я похожа на его первую жену. Он женился на ней ради золота.
— Я думаю, он испытывает к тебе привязанность, но, видишь ли, с моей матерью у него были особые отношения… он действительно не может забыть ее.
— Я постоянно чувствую здесь ее присутствие.
— Да, я понимаю…
И между нами с Патриком встала преграда, как между Селестой и Бенедиктом встала тень моей матери.
Очень может быть, что я правильно поступила, уехав оттуда. После случившегося мы никогда не сможем быть счастливы. Это воспоминание всю жизнь будет всплывать в самые неподходящие моменты.
Я была рада уехать из Лондона в Мэйнорли.
Увидев меня, миссис Эмери пришла в ужас.
— Боже милосердный, мисс Ребекка! — воскликнула она. — До чего же вы бледная да и в весе наверняка потеряли. Да, уж это точно, вы же были налитая, как стручочек. Вот что с вами Корнуолл сделал. Ладно, поглядим, как это можно исправить. Мы еще возвратим румянец на щечки да и мяса на косточки нарастим.
Я частенько усаживалась у окна и смотрела на Гермеса в крылатых сандалиях, на пруд, на зачарованную скамью под дубом. Если бы здесь была моя мама, она посоветовала бы мне, что делать.
Приехал Оливер Джерсон. И я, и дети обрадовались встрече с ним. Он относился к тем людям, которые уже самим своим появлением рассеивают грусть.
Он выразил восторг по поводу нашего воссоединения и всем поцеловал руки. Белинда, кажется, впервые забыла о пережитой трагедии. Она весело прыгала вокруг него. Люси была почти также довольна.
— Какая приятная для всех встреча! — сказал Джерсон. — В том, что я сам очень счастлив, я ничуть не сомневаюсь, но радостно сознавать, что другие разделяют мои чувства.
— А почему вы не приехали в Корнуолл? — спросила Белинда.
— Я занятой человек.
— Я знаю, — сказала Белинда. — Вы работаете у моего отца.
— И это очень удачно, потому что это дает мне возможность время от времени встречаться с очаровательными членами его семьи.