– Теперь запомни, – настойчиво инструктировал его Эдди, – ты ни в коем случае не должен показывать, что хорошо соображаешь.
– Я плохо соображаю, – угрюмо кивнул Питер.
– Не притворяйся. Если ты хоть как-то выдашь себя, все пойдет насмарку. Так что станцуешь им дурачка. Люди любят дурачков. Особенно таких здоровенных!… Они должны думать, что ты совсем примитивный. Громила – значит тупица. Слушай дальше: ты должен уметь понравиться любому парню. И женщине тоже. Она красива – значит, она эгоистка до мозга костей. – Эдди указал на свою голову. – Люди не любят много думать. Не хотят, понимаешь, забивать… забивать… забивать… голову всякой чепухой. Копы. Копы не все последнее дерьмо, но даже самый лучший из них первым делом арестует тебя, потому что это куда легче, чем разбираться, сотворил ты чего или нет. Им стоит только посмотреть на тебя, в твою сторону, и сразу станет ясно – ага, тролль, сильный, страшный, дурак дураком. – Он погрозил Питеру пальцем. – Это то, что они хотят видеть. Ни в коем случае не выдавай себя. Полицейским вполне достаточно того, что ты болван на двух ногах. А выкажешь хотя бы каплю умишка, так они сразу перестанут доверять тебе. Ведь неизвестно, что ты выкинешь в следующую минуту.
Питер прикинул и так и этак и решил, что в словах приятеля есть смысл. Что ж, пока он вынужден был слушаться Эдди… Пока!…
Наконец-таки они подошли к розовому зданию в виде шатра. На здании большими зелеными буквами было выведено: «Веселая компания».
Был полдень. Когда Эдди и Питер вошли в ночной клуб, там уже было пусто. Только несколько орков ползали на карачках и драили пол, оттирая следы канувшей в прошлое разгульной ночи. Работали они сосредоточенно, в каком-то странном, навевающем тоску ритме. Это зрелище было поразительно похоже на что-то знакомое.
Питер на мгновение задумался. Ах да, это напоминает картины старых фламандских мастеров, обожавших подобные сюжеты. Правда, старые художники рисовали исключительно людей, а метахомики, сосредоточенно скребущие щетками пол, выглядели скорее как карикатура. Но только на первый взгляд. Питер чуял кровную общность с этими несчастными трудящимися – их боль и отчаяние передавались ему. Они были лишены надежды. Городские трущобы, полные тараканов, возведенные по заказу департамента строительства в соответствии с так называемым «проектом Бирна», были их уделом. «Что за наваждение!» – выругал себя Питер. Он не должен был позволять себе жалости и сочувствия.
Два молоденьких азиата, наряженных в кричащие шелковые блузоны и белые брюки, сидели у входа в танцевальный зал. У одного из них на штанине был пришит миниатюрный экран телекома. Сидящий слева юнец заметил Питера и Эдди и тут же тронул соседа. Лица у азиатов сразу же окаменели, и они стали очень похожи друг на друга. «Должно быть, братья», – решил Питер.
– Мы пришли повидаться с Билли, – вежливо сообщил им Эдди. Один из юнцов кивнул и указал на лестницу, ведущую вверх.
Через минуту они оказались в приемной. У стены красовались мягкие бархатные кресла, напротив них синело прихваченное инеем окно. За столом у входа сидел мужчина. Он быстро поднялся, увидев Эдди и Питера. Мужчина был средних лет, с выпирающим объемистым животом и челюстями, как у бульдога. Он двинулся навстречу гостям, и пиджак его распахнулся. Питер успел заметить – из-под мышки у него выглядывал пистолет. Мужчина подозрительно глянул на тролля.
Эдди с готовностью поднял руки. Мужчина похлопал его по бокам, потом повернулся к Питеру.
Тролль колебался. Одна мысль о том, что кто-то посмеет прикоснуться к нему, а тем более начнет ощупывать, была ему так противна! Вся эта процедура напоминала бесцеремонные ухватки копов… Но, поймав умоляющий взгляд Эдди, Питер подчинился. Охранник занимался с ним долго, гораздо дольше, чем с Эдди. Он хватал тролля за тело и старался хоть как-то причинить ему боль, Питер понял: охранник хочет спровоцировать его на драку. Наконец тот похлопал по одному из карманов куртки, которая была надета на Питере, замер и приказал:
– Покажи, что там у тебя.
Питер в толк не мог взять, что же там лежало. Вопрошающе глянул на Эдди. Лицо друга оставалось невозмутимо-равнодушным.