Питер опять тяжело вздохнул – ясно, что Томас не имел в виду его конкретно, но укор, звучавший в его словах, сделал свое дело. Ему стало неуютно рядом с этим слишком уже совестливым привидением.
– Чем больше я размышлял об этом, тем чаще приходил к выводу, что если и заниматься исцелением людских оболочек, то не с телесных, а с душевных надо начинать в первую очередь. Я хотел найти источник ненависти. Только тогда можно было успешно излечить ее. Знаешь, всякие неосторожные мысли приходят в голову, когда начинаешь вытаскивать людей из горящих зданий, оказывать им первую помощь. Голова начинает работать сама по себе. В таких обстоятельствах очень легко дойти до сути. Вот я и подумал: в чем же источник страданий? Что же там в мозгах у свихнувшихся негодяев сместилось, если они решили, что властны над жизнью и смертью невинных людей? Что за выключатель сработал? Но эти вопросы под силу решить только существам, подобным священной Змее. С каждым часом я все больше и больше обрастал чешуей, тело мое удлинялось, наливалось силой. Работа все больше и больше захватывала меня. Я так завертелся, что не заметил, как рухнула стена. Меня придавило ее обломками. С тех пор я и обитаю здесь в этом несколько непривычном облике.
Привидение примолкло, глянуло налево, потом направо, потом низким гудящим басом прошептало:
– Не знаю, было ли это наилучшим решением – прийти сюда и так нелепо погибнуть. Но что сделано, то сделано. – Он рассмеялся.
– Значит, ты стал бесплотным духом? – Питер во все глаза смотрел на светящееся существо.
– Да. По большей части. Хотя такому организму, каким я стал, трудно подобрать какое-то привычное название. Я и сам не могу точно сказать, что я такое. Поверь, это здорово раздражает. Всегда думаешь: вот когда я умру, переступлю порог инобытия, мне сразу откроется истина, прояснятся дали и прежняя жизнь предстанет всего лишь как попытка добиться какой-то высокой цели. Отчетливо понятной… Враки! Поверь мне на слово, нынче я знаю о себе только то, что я существую.
– Но тебе удалось проникнуть в тайну, раскрыть которую ты так стремился?
Облачко печали затемнило лик Томаса.
– Даже глубже, чем я ожидал. Эти упыри из Жутких могил дали мне… обильную пищу для размышлений.
– Как раз вампира я и ищу, – перебил его Питер. Томас нахмурился:
– Питер, зачем?
– Он был добр со мною. Поступал почти что как друг. Мне крайне важно найти его. Может, он чем-то поможет мне в одном неотложном деле.
– Ты все еще хочешь стать человеком?
– Да.
– Не надо, Питер. – Томас прикрыл глаза. – Оставь их и возвращайся, пока цел.
Питер засомневался. Ему трудно было перечить Томасу.
– А ты не можешь помочь мне? – спросил тролль. – Мне нужен доктор Лендсгейт.
– Питер, я не хочу помогать тебе в этом деле. – Аура призрака засветилась голубым светом.
– Ну пожалуйста, Томас.
– Если ты так страстно жаждешь найти его, ты найдешь его и без моей помощи. Побудь здесь еще несколько минут, и, обещаю тебе, ты столкнешься с ним лицом к лицу.
Тон, каким Томас заговорил с ним, Питеру не понравился. Ничего хорошего этот тон не предвещал, но прежде чем тролль успел обдумать сложившееся положение, Томас спросил:
– Питер, помнишь, о чем мы беседовали много лет назад… Ты упоминал о девушке.
– Да, ее звали Дениз, – ответил Питер. Он ясно вспомнил тот день, когда понял, что никогда больше не сможет позвонить ей.
– Ты мне хотел тогда что-то рассказать. Чем-то поделиться… Я тогда тоже хотел сообщить тебе что-то очень важное, но разговора у нас не получилось…
Питер задумался:
– Я тогда очень рассердился… Да-да, вспоминаю, я прервал тебя.
Привидение, казалось, вздохнуло с облегчением, и печаль сошла с его лица.
– Вот и прекрасно. Питер, я тогда хотел сказать тебе что-то очень важное. Существуют две разновидности женщин. Одна, например, может полюбить тролля, а другая никогда не решится на это.
Питер кивнул.
– Кажется, я понял тебя, – ответил он, – но сейчас мне нет дела до подобных вопросов.
– И до чего же тебе есть дело?
– Я хочу стать человеком! – упрямо сказал он.
– Разве ты не замечаешь связи, которая существует между этими вопросами? – Томас смотрел на него очень внимательно.
– Зачем ты темнишь? Зачем путаешь меня? Сказал бы прямо и ясно то, что хотел сказать.