С транспортом мне повезло, так что из Канзаса я выбрался довольно быстро. Через пару дней я прикинул, что уже следующую ночь проведу в Кассонсвилле, но похоже, что рядом с небольшой гамбургерной, где от федеральной автомагистрали ответвлялось шоссе штата, удача мне изменила. Почти три часа пришлось простоять, подняв большой палец, прежде чем парень в старом «Форде»-универсале предложил меня подбросить. Я промямлил «Спасибо» и бросил сумку-«самоволку» на заднее сиденье ещё прежде, чем присмотрелся к водителю. Рядом со мной сидел Эрни Кота, я узнал его с первого взгляда, хотя дантист потрудился над его зубами, и теперь они не выпирали из-под верхней губы. Я немного позабавился, стараясь напустить тумана, прежде чем он понял, кто перед ним, ну а потом мы, как всякие однокашники, встретившиеся после долгой разлуки, принялись благодушно болтать о прежних временах.
Припоминаю, как мы проехали мимо босого малыша, стоявшего на обочине дороги, и Эрни сказал:
— Помнишь, как Пол вечно путался под ногами, и однажды мы натёрли ему волосы коровьей лепёшкой? А на следующий день ты рассказывал, какую взбучку получил за это от Мамы Пальмиери.
Такие подробности давно выветрились у меня из памяти, но стоило Эрни упомянуть об этом, и всё вернулось.
— Слушай, — заметил я, — просто позор, как мы издевались над этим мальчишкой. Он считал нас важными шишками, а мы за это заставляли его страдать.
— Ничего с ним не сделалось, — отмахнулся Эрни. — Погоди, вот увидишь его! Он уложит нас одной левой!
— Семья до сих пор живёт в городе?
— Ещё бы! — Эрни позволил машине чуть съехать с асфальта, и из-под колёс, прежде чем он выровнял её, выбросило струю пыли и щебёнки. — Никто не покидает Кассонсвилль. — На секунду он оторвал глаза от дороги, чтобы взглянуть на меня. — Знаешь, что Мария теперь медсестра у старого дока Уитте? А родители купили маленький мотель на краю ярмарочной площади. Хочешь, подвезу тебя туда, Пит?
Я спросил, сколько они берут за номер, а он ответил, что довольно недорого, и поэтому, раз уж мне всё равно нужно было где-то приземлиться, охотно согласился. Пять-шесть миль пролетели в молчании, прежде чем Эрни снова заговорил:
— Эй, а помнишь большую драку, что вы вдвоём устроили? Там, у реки. Ты хотел привязать камень к лягушке и зашвырнуть её в реку, а Мария не давала. Ну и потасовка вышла!
— Это была не Мария, а Питер, — поправил я.
— Ты спятил, — выпалил Эрни. — Это было, должно быть, лет двадцать назад! Питер тогда ещё даже не родился!
— Ты, должно быть, имеешь в виду другого Питера. Я говорю о Питере Пальмиери, брате Марии.
Эрни пялился на меня очень долго, и я уже начал бояться, что мы слетим в кювет.
— Я говорю о нём же, — выдавил он, — вот только Питер — ещё ребёнок, ему сейчас лет восемь-девять, не больше. — Он снова бросил взгляд на дорогу. — Ты имеешь в виду Пола, только вот подрался-то ты с Марией; Пол тогда едва научился ходить.
Мы снова замолчали на несколько минут, и это дало мне время вспомнить ту стычку на берегу реки. Наша компания, четверо или пятеро, подошла к тому месту, где мы всегда привязывали ялик, на котором добирались до нашего каменистого бесплодного островка посреди русла. Мы собирались поиграть в пиратов или что-то подобное, но оказалось, что ялик отвязался от причала и уплыл. Питер попытался уговорить нас поискать его ниже по течению, но всем было слишком лениво. Это был один из тех жарких, душных летних дней, когда пыль висит в воздухе; тех дней, когда почему-то ужасно хочется кого-нибудь вздуть. Каким-то образом я поймал лягушку, и в голову мне пришла идея поэкспериментировать.
Затем я припомнил, что Эрни был прав по крайней мере частично. Мария попыталась меня остановить, и я попал ей камнем прямо в глаз. Но не это было большой дракой. Драка была с Питером, который затем пришёл отомстить за сестру, с Питером я катался в колючих сорняках, рыча и царапаясь, скользя пальцами по мокрой от пота коже. Эрни был прав в том, что Пол был всего лишь ребёнком, и что с Марией была потасовка; но именно Питер заставил меня, наконец, срезать верёвочку с лягушачьей ноги и отпустить беднягу. Стоя бок о бок, мы наблюдали, как маленькая зелёная попрыгунья скачет к воде, и в этот момент, когда до спасения остался всего один прыжок, я выбросил руку и внезапно, быстро, вонзил в неё широкий клинок моего скаутского ножа, пришпилив лягушку к илистому берегу.
Мотель Пальмиери назывался «Кассонсвилльский Приют Туриста». Он состоял из десятка белых коттеджей и здания дома с кафе, выступавшим за линию фасада, служа опорой огромному знаку, который говорил ЕШЬ — словно Будда, повелевающий кузнечику.