Отец Пита был обладателем «задубевших, коричневых щёк», а обивка гроба «стискивала {его} трудовые плечи». Похоже на человека, который работал на кирпичном заводе, как Папа Пальмиери. Отец Пита умер после того, как известили Пита, но до того, как тот смог вернуться в Нью-Йорк. Ожидаемая продолжительность жизни при обширной мелкоклеточной карциноме (разновидность рака лёгких) сегодня составляет всего 8–13 месяцев, а в 1960-е годы, полагаю, была намного ниже. Разговаривая с Питом, Папа Пальмиери курит сигары одну за другой.
Если это правда, следовательно Папа Пальмиери, с которым Пит разговаривает по возвращении в Кассонсвилль, либо призрак, либо плод его воображения. Доказательством этого является то, что никто, кроме Пита, не видит, не слышит и не признаёт Папу каким-либо образом. Когда Пит, Пол и Папа сидят на улице и пьют пиво, Папа не заговаривает, пока не уходит Пол. Во время разговора они говорят «тише обычного», словно скрывая тот факт, что Пит разговаривает сам с собой.
Во время разговора с Питом, Папа Пальмиери перемежает настоящее и прошедшее времена. У него только «лёгкий итальянский акцент», а значит, он это делает не из-за того, что его английский плох. Такое ощущение, что Папа в замешательстве, т. к. беседует с Питом о Питере и на каком-то уровне осознаёт, что они — один и тот же человек. (Или, что на самом деле Пит беседует сам с собой о себе как о Питере и ещё не всё понял.) Всё, о чём Папа говорит Питу, имеет смысл, если на тот момент там находился не Пит Палмер, а только Питер Пальмиери.
«Мама Пальмиери, к моему удивлению, мгновенно узнала меня и чуть не задушила поцелуями». Это скорее похоже на приветствие Мамой давно потерянного сына, нежели на приветствие миссис Пальмиери друга своих детей, которого она не видела с тех пор, как тот учился в четвёртом классе.
Пит был жестоким мальчишкой, убивавшим лягушек. Нам известно, что взрослый Питер всё так же вспыльчив — по тому, как он общается с монахинями в старой школе. Нам также известно, что «армейский» Питер предстал перед судом и был осуждён, и нам известно, что никто из настоящих американских перебежчиков осуждён не был. Думаю, все считают, что его судили за дезертирство. Питер говорит лишь: «Я был также одним из тех немногих, кому пришлось предстать перед судом; скажем так — некоторые из заключённых, сидевших вместе со мной в лагере для военнопленных, запомнили то, что там творилось, иначе. Словом, вам вряд ли это понравится». Я думаю, он убил другого пленника-американца, но пытался как-то оправдать это. Другие американцы, видевшие это, опровергли его показания, и поверили им, а не Питу. Его признали виновным в убийстве, быть может непредумышленном.
Убийства. До того как пойти в пятый класс, Питер убил на острове по меньшей мере двух мальчиков. Вернувшись на остров с Полом, он видит деревянные мечи, что воткнуты в землю — как распятия, да, а также как надгробия. Все мальчики, кроме юного Питера, молчат, а сам юный Питер — плод воображения взрослого Пита. И «мальчишки выглядели угрюмыми, явно злясь на то, что их игру прервали». Это игра жизни. Они призраки, которых представляет себе Питер. Единственный, кто из четырёх мальчишек мог бы быть настоящим, — это тот, кто переправил им ялик. Но я думаю, он там находился, чтобы заставить нас вспомнить о Хароне и реке Стикс.
Пит ищет упоминания о Пите Палмере в «морге» местной газеты, тогда как именно Питер Пальмиери «умер», когда они переехали в Нью-Йорк. Все упоминания о пребывании Пита Палмера в Китае нашлись бы в местных газетах Буффало, а не Кассонсвилля.
Ещё об убеганиях Пита. Сперва он остаётся в Китае, чтобы избежать трибунала. По какой-то неизвестной причине покидает Китай. Думаю, будет разумно предположить, что он влип там в некие неприятности. В Кассонсвилльском Приюте Туриста (нынешний дом его семьи), он бежит в коттедж, вместо того чтобы остановиться в комнате Марии. Когда он сидит на крыльце с Полом, ещё не стемнело, но вместо того чтобы пойти внутрь и побыть с семьёй, которую не видел в течение 20 лет, он остаётся там в одиночестве (с воображаемым Папой). В воскресенье утром он бежит в город, вместо того чтобы отправиться туда с семьёй. «Уж не знаю, что я наплёл сестре Леоне и как выбрался из монастыря. Только помню, как быстро шагал по почти пустым воскресным улицам». После редакции газеты он бежит на остров. (Он возвращается за сумкой, а не за сумкой-«самоволкой», как прежде, так что, быть может, он отправляется на остров, дабы начать покаяние, но при этом не испытывает его.) Подразумевается также, что он бежал из Буффало, штат Нью-Йорк, чтобы вступить в армию в 15 лет. (Если у него обычный возраст в четвёртом классе, то в 1950 году ему должно быть не больше 15–16 лет, а в Корее он находился до войны, начавшейся в 1950 году.)