– Я нашел вот это, я нашел, нашел! – кричал Аполлон, не замолкая с того самого момента, как он пристегнул Брайана к корзинке на заднем сиденье и отправился на «Хонде Одиссей» домой.
Он повторял эти слова всю дорогу, пока ехал по Генри-Гудзон-Паркуэй, и после того, как его остановила полиция и оштрафовала за движение «на слишком маленькой скорости».
У Аполлона была невероятно важная новость, которой ему не терпелось поделиться с женой, – из тех новостей, что не терпят ни малейшей отсрочки. Или он так думал. Теперь он немного опустил зажатую в левой руке книгу, а правой указал на грудь жены.
– Что ты надела?
Эмма Валентайн посмотрела на бежевый лифчик для кормления и пару присосок на сосках. Присоски сцеживали молоко в маленькие пластиковые бутылочки. Пара прозрачных трубочек, каждая тоньше соломинки, шла от присосок к молокоотсосу, стоявшему на полу и издававшему цикличный сосущий звук, как какой-нибудь механический кальмар, плывущий в море. Эмма выключила насос и встала.
– Почему я никогда не видел, как ты используешь эту штуку? – спросил Аполлон.
– Ты видел, как я пользуюсь молокоотсосом, – ответила она.
– Но только без этого приспособления на лифчике, – заявил Аполлон. – Оно напоминает доильные установки.
– Мне не нравится, когда ты называешь это «доением». Я «сцеживаюсь».
Она имитировала легкую пощечину Аполлону, а потом потянула на себя сумку с ребенком, чтобы посмотреть на Брайана. Не дожидаясь, когда Аполлон отстегнет сумку, сама сделала это одной рукой, а другой сняла присоски с груди и поднесла к ней Брайана. Он понюхал воздух, повинуясь животным инстинктам, и попытался сосать. Ему потребовалось две попытки, но Эмма проявила терпение, и вскоре у них все получилось.
– Как прошел первый день? – спросил Аполлон.
Эмма собралась ему ответить, но тут ее внимание привлекло лицо Брайана, и она продолжала молча на него смотреть.
– Я по тебе скучала.
Эмма изогнула шею, чтобы поцеловать ребенка в голову, пока он сосал.
Теперь звуки издавал только телевизор. До прихода Аполлона с Брайаном Эмма смотрела шоу о благоустройстве жилья.
«Я не уверен, сумеем ли мы закончить весь проект за пять недель», – глядя в камеру, говорил мужчина с экрана телевизора.
«Мы выйдем из бюджета, если не успеем», – ответила стоявшая рядом с ним женщина.
Эмма взяла пульт, выключила звук и села на диван, не сводя глаз с Брайана.
На экране телевизора мужчина и женщина спорили о бюджете и графике работ; теперь они надели защитные очки и били кувалдами по стенам уродливой кухни.
– Эта часть выглядит как неплохое развлечение, – заметил Аполлон.
– Мне нравится наблюдать за разрушением, – призналась Эмма, нюхая уши Брайана и усаживаясь на диван.
Только после того, как они сели рядом, Аполлон показал книгу, из-за которой влетел в квартиру с дикими криками.
– «Убить пересмешника», – прочитала Эмма.
Аполлон открыл книгу на странице с авторскими правами.
– Настоящее первое издание «Убить пересмешника», – сказал он. – С подлинной суперобложкой. В отличном состоянии. Уже сейчас она должна стоить пять тысяч долларов. А когда писательница умрет, цена, по меньшей мере, удвоится.
Эмма поморщилась.
– Он тебя укусил? – спросил Аполлон.
– Нет. То, что ты сказал, отвратительно.
Эмма оперлась на Аполлона и переместила Брайана так, чтобы он теснее прижался к ее ребрам.
– Ты же знаешь, что Харпер Ли не дает интервью и не выступает, а еще известно, что она никогда не подписывала книги. – Аполлон показал Эмме титульный лист. – Ну так вот, эта стала исключением.
Эмма подняла голову.
– Ничего себе. И она подписала ее какому-то конкретному человеку. Пипу. Кто такой Пип?
– О, Пип? – спросил Аполлон, наслаждаясь нарастающим напряжением. – Это ее лучший друг с самого детства. Он стал писателем, о котором ты, вероятно, никогда не слышала.
Эмма, знающий библиотекарь, так сильно сжала колено Аполлона, что ему стало больно.
– Трумен Капоте, – прошептала она.
Теперь Эмма смотрела на находку Аполлона с почтением, она начала понимать, как эта небольшая книга может изменить их жизнь.
– Ты знаешь, что летом вышел ее второй роман? В нем Аттикус Финч становится ярым фашистом. Складывается впечатление, что роман никому не понравился. Никто не хочет видеть Аттикуса в таком свете. Слишком честно на вкус нашей общественности. Я думаю, госпожа Ли знала об этом еще в те времена, когда писала Трумэну, – сказал Аполлон. – Это вишенка на вишенке на торте.
Эмма наклонилась пониже, чтобы прочитать надпись, и Брайан зашевелился у нее на руках. С его губ капало молоко, а из ее груди брызнула струя и попала мальчику на щеку.