"Латать твою одежку и сторожить тебя - это еще куда ни шло, - подумала она. - Это самая малость из тех тягот, которые мне приходится выносить из-за тебя. Мужу я опротивела, работники презирают меня, служанки насмехаются надо мной, даже кошка шипит, когда видит меня, а собака ворчит и скалит зубы, и виноват во всем этом - ты.
Однако же то, - продолжала размышлять она, - что животные и люди ненавидят меня, я бы все же могла еще вынести. Хуже всего то, что всякий раз, когда я тебя вижу, я еще сильнее тоскую по моему собственному ребенку. Ах, любимое мое дитя, где же ты? Спишь, поди, на подстилке из мха и хвороста у троллихи?
За дверью послышались шаги, и хозяйка поспешила снова вернуться к своему шитью. Вошел муж. Вид у него был повеселее, и заговорил он с ней поласковее, так, как давно уже не говорил.
- Сегодня в селении - ярмарка, - сказал он. - Что скажешь, не пойти ли нам туда?
Обрадовалась жена его словам и сказала, что охотно с ним пойдет.
- Тогда собирайся да побыстрее! - распорядился муж. - Придется нам идти пешком, ведь лошади в поле. Но если мы пойдем горной дорогой, мы, верно, поспеем вовремя.
Немного погодя крестьянка уже стояла на пороге, красивая, одетая в лучшее свое платье. Такой радости не выпадало на ее долю уже давно, и она вовсе позабыла про тролленка. "А вдруг, - внезапно подумала она, - муж хочет просто заманить меня с собой, чтобы работники могли тем временем, пока я им не мешаю, убить подменыша".
Она быстро вошла в горницу и вернулась уже с большим тролленком на руках.
- Ты что, не можешь оставить его дома? - спросил муж, но совсем не сердясь.
- Нет, я боюсь отойти от него, - ответила жена.
- Дело твое, - сказал муж, - но тебе, верно, будет тяжело тащить такую ношу через перевал.
Они отправились в путь, но идти было трудно, дорога круто поднималась в гору. Им пришлось вскарабкаться даже на самую вершину скалы, прежде чем дорога свернула к селению.
Жена внезапно почувствовала такую усталость, что и ногой шевельнуть не могла, и все пыталась уговорить рослого тролленка идти самому, но он этого не желал.
А муж был такой довольный и ласковый, каким не бывал с тех самых пор, как они потеряли собственного своего ребенка.
- Дай-ка теперь мне подменыша, - сказал он, - я понесу его немного.
- О нет, - отозвалась жена, - я справлюсь и сама; не хочу, чтобы ты возился с троллевым отродьем.
- Почему ты одна должна надрываться из-за него? - спросил муж и взял у нее детеныша.
А в то время, когда крестьянин взял детеныша, дорога была как раз всего тяжелее. Скользкая и коварная, бежала она краем горного ущелья над самым обрывом и была такой узенькой, что там едва помещалась нога человека. Жена шла позади и вдруг почувствовала беспокойство.
- Иди медленней!- крикнула она мужу: ей показалось, что он слишком торопится и потерял осторожность. Вскоре он и вправду споткнулся и чуть не уронил в пропасть ребенка.
"Если бы ребенок и в самом деле упал, мы бы избавились от него навсегда", - подумала крестьянка. Но тут же поняла, что муж намеревался сбросить ребенка вниз в ущелье, а потом сделал вид, что это был несчастный случай.
"Да, да, - думала она, - так оно и есть. Он подстроил все это, чтобы сжить подменыша со свету. А я бы и не заметила, что это - умышленно. Да, лучше всего не мешать ему сделать так, как он хочет".
Муж снова споткнулся о камень, и снова подменыш чуть не выскользнул у него из рук.
- Дай мне детеныша! Ты упадешь вместе с ним, - сказала жена.
- Нет, - отказался муж. - Я буду осторожен.
В тот же миг крестьянин споткнулся в третий раз. Он протянул руки, чтобы схватиться за ветку дерева, и тролленок упал. Жена шла за мужем по пятам, и хотя она совсем недавно говорила самой себе, что хорошо бы избавиться от подменыша, она резко рванулась вперед, успела схватить подменыша за одежку и вытащить его на дорогу.
Тут муж повернул к ней искаженное гневом, ставшее совершенно неузнаваемым лицо.
- Не очень-то ты была расторопна, когда уронила нашего ребенка в лесу, со злостью сказал он.
Жена ни слова не произнесла ему в ответ. Она так опечалилась из-за того, что он только притворялся ласковым, и заплакала.
- Отчего ты плачешь? - жестко спросил он. - Не такая уж большая была бы беда, коли б я уронил подменыша. Идем, а не то опоздаем.
- Пожалуй, у меня нет охоты идти на ярмарку, - сказала она.
- По правде говоря, и у меня охота пропала, - согласился с ней муж.
По дороге домой он все шел и спрашивал себя, сколько еще он сможет выдержать такую жизнь с женой. Если он употребит силу и вырвет тролленка у нее из рук, между ними снова все может быть ладно, полагал он. Но только он собрался вырвать у нее из рук ребенка, как вдруг встретился с ее взглядом, грустным и робким. И он еще раз совладал с собой ради нее, и все осталось по-прежнему, так же, как было.
Снова минуло несколько лет, но тут однажды летней ночью случилось так, что в крестьянской усадьбе начался пожар. Когда люди проснулись, горница и камора были полны дыма, а чердак пылал словно сплошное море огня. Нечего было и думать о том, чтобы погасить огонь или спасти дом, хоть бы успеть выбежать на двор, чтобы не сгореть самим.
Выскочив во двор, крестьянин стоял, глядя на свой горящий дом.
- Одно хотел бы я знать: кто навлек на нас эту беду? - сказал он.
- Ну, а кто же еще, как не подменыш? - спросил работник. - Он уже давным-давно собирал щепки, солому да и поджигал их то в самом доме, а то вокруг него.
- Вчера он собрал целую кучу сухих веток на чердаке, - вмешалась служанка, - и как раз поджигал ее, когда я его увидала.
- Ну, значит, тролленок поджег ветки поздним вечером, - решил работник.
- Тут и сомневаться нечего, это его надо благодарить за нашу беду.
- Если б хоть он сам сгорел, - сказал крестьянин, - я б не стал печалиться, что в пламени погибла моя старая хижина.
Не успел он вымолвить эти слова, как из дома вышла хозяйка; она тащила за собой детеныша.
Муж кинулся к ней, выхватил подменыша у нее из рук и швырнул его обратно в горящий, пышущий нестерпимым жаром дом, окна и крыша которого были объяты пламенем.
Огонь вырвался как раз из окон и крыши, жара была нестерпимая. Испуганная насмерть, побледневшая жена лишь на миг бросила взгляд на мужа и, повернувшись, поспешила в дом за детенышем.
- Можешь сгореть вместе с ним, да, да, и ты тоже! - крикнул ей вслед муж.
Но она все-таки вернулась, и подменыш был с ней. Ее руки были в страшных ожогах, а волосы почти сгорели. Когда она вышла из горящего дома, никто не сказал ей ни слова.