Его старший брат — это еще одна проблема.
— Это действительно перемена, как вы сказали. Что еще я должен знать?
Линь Фун взял свою чашку, потом поставил. И сказал, мрачно:
— Вы назвали имя первого министра. Это была ошибка. Увы, первый министр Цинь Хай умер прошлой осенью.
Тай моргнул, потрясенный. Он не был к этому готов, совсем. На мгновение ему показалось, что мир закачался, словно рухнуло какое-то дерево колоссальных размеров и крепость сотрясается от грохота.
Заговорила Вэй Сун:
— Общее мнение, хотя мы слышали нечто иное, что он умер от болезни, вызванной осенней простудой.
Комендант пристально посмотрел на нее.
«Мы слышали нечто иное».
Эти слова можно было назвать государственной изменой.
Однако комендант Линь ничего не сказал. Никто никогда не взялся бы утверждать, что армия любит блестящего, всевластного первого министра императора Тайцзу.
Цинь Хай, высокий, с редкой бородой и узкими плечами, правил от имени императора четверть века, в период роста богатства и территорий Катая. Властный, фанатично преданный Тайцзу и Небесному Трону, он славился подозрительностью и повсюду имел шпионов. Первый министр мог отправить в ссылку — или казнить — человека за то, что он слишком громко что-нибудь сказал в винной лавке и это услышал не тот человек.
Его ненавидели и ужасно боялись. Возможно, он был незаменимым.
Тай ждал, глядя на коменданта. Теперь будет названо другое имя. Должно быть названо.
Комендант Линь отпил чая и сказал:
— Новый первый министр, назначенный мудростью императора, — Вэнь Чжоу, он… знатного происхождения. — Пауза была намеренной, конечно. — Вам, вероятно, знакомо его имя?
Знакомо. Конечно, знакомо. Вэнь Чжоу был двоюродным братом Драгоценной Наложницы.
Но это не главное. Тай закрыл глаза. Он вспоминал аромат духов, зеленые глаза, соломенные волосы, голос: «А если один человек попросит меня… предложит мне стать его личной куртизанкой или даже наложницей?»
Он открыл глаза. Оба собеседника глядели на него с любопытством.
— Я знаю этого человека, — сказал Тай.
Комендант Линь Фун из крепости Железные Ворота не мог бы назвать себя философом. Он был профессиональным солдатом и сделал свой выбор в самом начале жизни, поступив в армию вслед за старшим братом.
И все же, с годами, по мере продвижения вверх по служебной лестнице, он начал понимать (с должным смирением), что более склонен к определенному мышлению и, возможно, больше ценит красоту и этим отличается от своих товарищей по службе — солдат, а потом и офицеров.
Среди прочих вещей, он получал большое удовольствие от культурной беседы. Попивая вино в одиночестве в своей комнате поздним вечером, Линь Фун признался себе, что ему не дает уснуть пугающе сильное чувство, которое можно назвать возбуждением.
Шэнь Тай, сын покойного генерала Шэня, оказался тем человеком, которого Линь Фун хотел бы оставить в своей крепости на несколько дней или даже недель — такую искру зажигали мысли этого человека и необычная история его жизни.
Беседа за ужином заставила коменданта понять с грустью, насколько бедными были его здешние ежедневные занятия и его круг общения.
Он задал этому человеку очевидный (для него) вопрос:
— Вы уже дважды на длительный период уезжали за границу. Древние мудрецы учат, что в этих поступках таится опасность для души. — Он улыбнулся, чтобы собеседник не почувствовал в его словах ни яда, ни оскорбления.
— Некоторые учат так. Но не все.
— Это правда, — пробормотал Линь Фун и жестом велел слуге налить еще вина. Он чувствовал себя немного неуверенно, когда речь шла о различных учениях древних мудрецов: у солдата нет времени изучать подобные вещи.
Шэнь Тай казался задумчивым. По его странным, глубоко посаженным глазам было видно, что мозг его работает над этим вопросом. Он учтиво произнес:
— В первый раз, комендант, я бы очень молодым офицером. Я отправился на север к народу богю, потому что мне приказали, вот и все. При всем уважении, я сомневаюсь, что вы бы предпочли уехать в крепость у Железных Ворот, если бы ваши желания принимали во внимание.
Значит, он заметил! Фун рассмеялся с некоторым смущением.
— Это почетное назначение, — возразил он.
— Разумеется.
Немного помолчав, Фун сказал:
— Я понял вас, конечно. И все-таки, побывав за границами империи один раз, не по своему выбору, — второй раз…
Не спеша, невозмутимо — явно хорошо воспитанный человек, — Тай ответил: