— Жить? — Суматохин засмеялся. — Что ты называешь жизнью, Жора?
Волобуев не успел ответить, как в зал быстрой неслышной походкой не вошел, а будто вкатился Востриков.
— Всем общий привет. Как настроеньице?
Увидев Волобуева и Суматохина с киями в руках, он слегка нахмурился, но тут же смягчился, остановив свой взгляд на Льве Струеве. Тот, сидя на маленьком диванчике, читал «Руководство к полетам».
«Хоть один делом занимается», — подумал Востриков, оглядывая его стройную, подтянутую фигуру. Черный костюм, ослепительной белизны рубашка, манжеты с золочеными запонками, широкий, модный галстук.
Начальника ЛИС приводила в восхищение аккуратность этого испытателя, который приходил на работу, как на какой-нибудь прием.
Он и в воздухе был безупречен, этот Струев! Иногда, правда, любил щегольнуть у всех на глазах, над аэродромом, но это, пожалуй, не такой уж тяжкий грех. Во всем же остальном… настоящий тип современного испытателя! Джентльмен на земле, дьявол в воздухе!
Востриков подошел к Струеву и поздоровался за руку:
— Как спали, Лев Сергеевич?
— Как всегда, отлично! — Струев снисходительно улыбнулся. — А вы?
— Прескверно. У меня всегда к непогоде ногу ломит… — Востриков снял очки, тщательно их протер, положил в карман и вдруг быстро спросил: — Так и будем отсиживаться?
— А мы не отсиживаемся, мы работаем, — ответил за всех Суматохин и по-свойски улыбнулся начальнику ЛИС, — нам бы спецовочку, Семен Иванович.
— Какую еще спецовочку?
— Нарукавники, чтоб локти не протирались, когда в домино дуемся.
— Юморист, — обронил Востриков и опустился на стул, — а мне от вашего юмора… — Он покрутил шеей, будто пытаясь вылезти из тесного воротничка. Сказал просительно: — Неужели среди вас не найдется ни одного смелого летчика, а? Вот, скажем, вы, Георгий Маркович…
Волобуев даже привстал от негодования:
— Я? Да я хоть сейчас!
Забросив в угол кий, он поднялся над маленьким Востриковым, как великан над карликом.
— Да мне одно только слово!..
Тут он взглянул на Аргунова и осекся.
— А как Андрей Николаевич?
— Сегодня Андрей Николаевич не может за вас решать, — поспешил успокоить его Востриков, — это дело добровольное. Сам он не хочет лететь, а другим запретить…
— Как это не хочет? — закипел Суматохин. — Не было еще такого случая, чтоб Аргунов не хотел летать! Нельзя? Это другой коленкор… И раз Аргунов говорит «нет», это и значит нет!
— А вы, Лев Сергеевич?
Своими маленькими острыми глазками Востриков ел Струева, молил его: «Ну не откажи! Я же верю в тебя! Верю!»
И Струев понял его, равнодушно пожал плечами:
— Мне-то что, была бы команда.
Обрадованный Востриков поднял телефонную трубку:
— Наташа, немедленно полетный лист Струеву!
— Так ведь погода…
— Вам нужно повторить приказание? — И, резко выпрямившись, Востриков вышел из зала.
За ним потянулись и остальные: Струев, руководитель полетов, оператор слепой посадки, планшетист. Остались только трое: Аргунов, Суматохин и Волобуев.
— Вот тебе и конституция с хреном, — подытожил Суматохин.
— Да пошел ты со своей конституцией! Смотри вон — дождь!
По стеклу забарабанили резкие капли. В одну минуту окно заволокло пеленой, помутнело.
Аргунов молчал. Лишь губы побелели от напряжения.
«Да, Востриков пошел ва-банк, — размышлял он, — и это впервые. Случались и раньше стычки — работа есть работа, — но чтобы так… Сколько аварий и катастроф произошло в авиации только из-за нарушения правил полетов! Верно говорят: наставление для летчиков написано кровью. Хорошо, если все хорошо кончится…»
Его мысли прервал грохот взревевшей турбины. Все бросились к окну.
По блестящей бетонированной полосе аэродрома, как глиссер по воде, несся взлетающий истребитель, а за ним катился белый клуб водяных брызг и пара. Едва оторвавшись, самолет тут же исчез за серой завесой дождя. Только оглушительный рев медленно затихал где-то в глубине небесной бездны.
— Ну и хвастун этот Струев! — произнес наконец Суматохин. — Захотел показать, дескать, кто я…
— Помолчи, — попросил его Аргунов, — сейчас нужно думать о том, как ему помочь.
Он в изнеможении опустился в низкое кресло.
А дождь, словно взбешенный дерзостью взлета, приударил еще сильнее. По бетонке, по земле, по белым самолетам били наотмашь косые струи. Люди, только что проводившие в полет машину, застигнутые врасплох, бежали прятаться кто куда. Стекла окон совсем залило, и уже нельзя было разобрать, что творится на улице. В зале наступил зловещий полумрак.