Волчок молниеносно взлетел по стремянке и юркнул в кабину. По обе стороны от нее навалились на борт его товарищи. На серо-голубоватом фоне приборной доски объемно и отчетливо бросались в глаза приборы, кнопки, выключатели, лампочки контроля.
— Валера, твои действия перед посадкой в кабину? — спросил Андрей.
— Убедиться, что в ней никого нет! — бойко отчеканил Волчок.
— Ну ладно, я вижу, ты настроен на шутливую волну. Тогда еще вопрос: какая главная деталь у самолета?
— Летчик! — не моргнув глазом, ответил Валерий.
— Верно. Закрывай глаза… Где указатель высоты?
Рука Волчка безошибочно ткнулась в высотомер.
— Указатель скорости?.. Авиагоризонт?.. Гирокомпас?.. Ты смотри! — удивился Аргунов и добавил: — Молоток.
Он перевел взгляд на Струева.
— Кого еще погонять?
Струев сделал вид, что внимательно рассматривает щиток радиооборудования. Шея его покрылась багровыми пятнами.
«Не бойся, не стану щекотать твое самолюбие», — подумал Аргунов и подмигнул Суматохину:
— Федя, а ну давай в кабину!
Но в это время снизу позвали:
— Андрей Николаевич, вас к телефону.
Вернулся Аргунов через несколько минут сияющий и заметно взволнованный.
— Братцы, Русаков летит! — объявил он.
— Возвращение блудного сына?
— Он что же, нас выпускать будет? — оживились летчики.
— Выпускать он будет меня. А вас — я, — пояснил Аргунов.
— А кто он такой, Русаков? — спросил Волчок.
— О, это человек! Сейчас он на фирме генерального. А когда-то был заводской.
— Между прочим, твой тезка и такой же маленький, как ты, — добавил Волобуев. — Поглядите, начальник жалует. Да не один.
Окруженный неизвестными людьми, Востриков торопливо подходил к самолету.
— В принципе машина хоть сейчас готова к подъему, — объяснял он им на ходу. — И мои летчики — тоже. Андрей Николаевич, вы закончили тренаж?
— Почти, — отозвался Аргунов, спускаясь вниз по стремянке.
— Наш шеф-пилот, — представил его Востриков.
К Андрею потянулись с рукопожатиями.
— Через полчаса сядет Русаков, слышал? — спросил Востриков.
— Слышал, Семен Иванович.
— Значит, завтра начнем. Как моральный дух?
— На высоте.
— Отлично! — И, улучив момент, шепнул: — Представители из министерства.
Андрей понимающе кивнул.
— Встретишь Русакова сам.
— С удовольствием.
Через полчаса на стоянку зарулил Як-40, и по трапу легко сбежал маленький светловолосый человек в кожанке; не замечая встречающих, он бросился к стоявшему чуть поодаль Аргунову:
— Андрей!
Они обнялись, и к ним разом кинулись Волобуев и Суматохин.
— Жорка! Федя! Черти вы полосатые! — Русаков радовался, как ребенок.
— Спасибо, не забываешь нашу провинцию, — сказал Суматохин, когда схлынули первые восторги. — Как там на фирме?
— Идут дела. А у вас, гляжу, — заметил он среди летчиков Струева и Волчка, — новенькие?
— Это наши испытатели, — представил их Аргунов.
— Рад, очень рад, — пожимая поочередно руки, повторял Русаков. На Волчке задержал мимолетный взгляд: — Кто такой?
— О, это наша восходящая звезда Валерий Волк!
— Тезка, значит?
Ветер откинул полу кожаной куртки, и на груди у Русакова сверкнула Золотая Звезда.
«Герой? — удивился Волчок. — А такой простак».
— Ну что, прилетел сливки снимать? — обратился к нему по-дружески Аргунов.
Волобуев с Суматохиным понимающе переглянулись.
— И на вашу долю достанется, — отшутился Русаков.
На следующее утро на летно-испытательной станции собралось почти все руководство завода, чуть ли не в полном составе конструкторское бюро, представители из министерства. Аргунов заметил среди присутствующих и первого секретаря горкома партии.
На самом видном и почетном месте стоянки сверкал серебром обшивки новехонький истребитель, десятки раз проверенный и перепроверенный специалистами всех служб: самолетчиками, двигателистами, радистами. Все ждали испытателя. Пустынно серела гладкая, как зеркало, бетонированная полоса аэродрома — тоже ждала своего часа, чтобы принять на свои ладони нового громогласного первенца авиационного завода.
Лисовский «рафик» подвез к самолету Русакова. С балкона кабинета Вострикова, куда набилось все начальство, было видно, как испытатель, приняв доклад механика, осматривал самолет, и, когда наконец низким басом заговорила турбина, все оживились, задвигались. Из заводских корпусов высыпали люди.
— Безобразие, рабочее время, а они… — возмутился кто-то на балконе.