- То и значит, - пробурчал Камнев. - Один так и сказал: тут, говорит, район глухой, если кто захочет спрятаться - за полгода его не сыщете. И еще спросил, что такого пацаненок натворил? Я, понятно, ничего не сказал...
- Ты как с Василием Петровичем разговариваешь, молокосос? - неожиданно взорвался Щеглов, визгливо брызжа слюной. - Забылся, да? Так я тебе напомню! Картошку чистить захотел? - судя по звукам, он еще и вскочил с дивана.
- А шо такое, - не смолчал Камнев. - Говорю, как есть. Чего разорался!
- Ну ты... - начал было Щеглов, но командир прервал его:
- Мне защитники не нужны. Успокойтесь оба. Дайте мне подумать.
Наступила тишина, и Славик живо представил, как напряглось в раздумиях это суровое обветренное лицо, похожее на фасад долговековой стены, сдвинулись седые брови.
Наконец, Василий Петрович сказал, и это были те слова, что он меньше всего хотел бы услышать:
- Что ж, давайте подождем. Федорченко, Камнев, станьте у окон и смотрите в оба. Пацан где-то здесь, я чувствую это. - На жуткую секунду Славику показалось, что командир действительно находится совсем рядом с ним, голос прозвучал у самого уха, но потом с облегчением пнял, что тот просто встал и заговорил громче. Оттого и получился такой аккустический эффект.
Кто-то вздохнул, кажется, Камнев. Щеглов стал насвистывать какую-то песенку. Затем командир добавил: - Курите, хлопцы, я разрешаю. Если кто хочет пить - вон в углу молоко.
«Это не ваше молоко!» - чуть не крикнул Славик, но сдержался. Все же его могли услышать. На душе было очень паршиво.
Наверху вполголоса переговаривались солдаты. Щеглов время от времени вставлял свои едкие замечания. Василий Петрович молчал, вероятно, он думал о чем-то своем. А Славик понял, что к его двум ощущениям - чувству холода и неутихающему желанию сблевнуть добавилось новое: жажда.
Как давно он уже пил? Наверное, часа два - два с половиной назад. Неприятная сухость во рту ясно давала понять, что неплохо бы возобновить утраченный еще на жаре запас жидкости. Возможно, косвенной причиной резко проявившегося желания было то, что он ясно представлял себе солдат, небрежно попивающих ЧУЖОЕ молоко, ЕГО молоко из большого, наполненного более чем на три четверти бутыля. То молоко, которое он мог выпить, которое должен был выпить он сам. Недостижимый плод, знаете ли, сладок... Пока еще чувство жажды в груди только разгоралось, заставляя подумывать о том, что будет дальше; Славик тут же увидел себя (о проклятое воображение!) в темноте, с высунутым языком, ползущим влево, к полкам, разбивающим палкой бутыли и с жадностью подсовывающим рот под льющуюся отвратительную жидкость, зацветший землянистый рассол с плавающими личинками... От этой картины его чуть не стошнило по-настоящему.
На несколько минут (а может и больше) Славик как бы погрузился в безликую пустоту, его мысли хаотично скользили по поверхности самых разнообразных образов, ни на чем не останавливаясь. Затем он снова присел на ступеньку, выискал удобную позу, чтобы не свисала голова, и, повернув ту чуть влево, стал обозревать темнеющие очертания полок. Эта часть подвала манила его, словно магнитом, хотя ничего интересного, разумеется, там быть не могло. Все ценное давно утратило свои качества, испортилось и завонялось. Не станет никто (даже его отчим) в пищевом отходнике складывать мешки с золотом или оружие, так бывает только в книжках, вроде тех же «Детей капитана Гранта». Он хорошо это понимал. И все же приятней было ПРЕДПОЛАГАТЬ, что здесь могло быть что-то ТАКОЕ, чем осознавать себя сидящим в узеньком замкнутом пространстве 10 на 10, да еще в компании тет-а-тет с гнилыми помидорами.
Внезапно краем глаза он уловил какое-то смутное движение там, в темном углу, но не успел его зафиксировать. Приподнявшись на ступеньках, вытянув шею, он вперил глаза туда, где что-то заметил, но все было тихо. Даже слишком.
И тут нежданная мысль, пришедшая ему в голову, настолько же безумная, настолько и нелепая мысль, чуть не заставила его рассмеяться вслух и, одновременно, какие-то злорадные мурашки легкой волной пробежали по его телу. А что, если это не крыса? И даже не змея? Быть может (ха-ха!), это что-то НЕ СОВСЕМ ЖИВОЕ?!.. Вдруг его отчим - маньяк, вроде Синей Бороды - прикончил кого-то в этом подвале (например, бывшую жену) и спрятал тело в помидорах (или расфасовал в бутылях), и вот, бедная душа не может найти успокоение?.. Славик горько улыбнулся себе под нос. Нет, от хорошей жизни такие мысли в голову не полезут. Когда рукам нечего делать, то включается воображение. Нет, конечно, его отчим не идеал добродетели (совсем не идеал), но на такое его бы просто не хватило - прежде всего, смелости, а еще сообразительности. Его отчим (не в упрек ему будет сказано) в лучшем случае способен на мелкое бытовое воровство, и то, когда напьется (прецедент был: один раз в «плавающем» состоянии он даже спер со стола у Славика лежавшие там две гривны и пятьдесят копеек, правда, потом вернул, сказал, что прихватил случайно...) К тому же...