Дыхание вырывается из груди частыми отрывистыми всхлипами. Ногтями впиваюсь в спинку кровати. Бедра возносятся и опадают над лицом Кэша. Пульс не поддается контролю.
Мои движения становятся чаще и мощнее. Когда я слышу стон Кэша, меня затопляет восторг наслаждения, и мир разлетается на части на кончике его языка.
Он прижимает меня к себе, пока я, закрыв глаза, с упоением отдаюсь сотрясающим тело спазмам. Не успели они затихнуть и превратиться в блаженное ничто, я чувствую, что Кэш двигается. Пара секунд — и он уже сзади меня. Пальцы ощупывают меня, на миг влезают внутрь и исчезают. А потом я чувствую нечто более объемное.
От первого быстрого толчка у меня перехватывает дыхание. Кэш со стоном выдергивает из меня член и впихивает обратно, оргазм возобновляется.
Волна за волной мое тело все крепче сжимается вокруг него. Я так наполнена, так сильно-сильно наполнена. Я чувствую его везде, как будто он проник в меня до самой груди. Снова и снова он вытаскивает из меня свое мощное орудие и вводит обратно на всю длину, с каждым разом утверждаясь во мне все глубже.
— Возьми это все, детка, — цедит Кэш сквозь сжатые зубы; в его словах слышится столько жажды, они так эротичны, что я кричу.
Темп его движений возрастает, а вместе с ним учащается дыхание. Я знаю, что сейчас будет. Я знаю: он кончает.
Все тело Кэша напрягается, он издает рык с первым всплеском оргазма. Короткими частыми толчками врезается в меня, одновременно нагибается вперед и впивается зубами мне в плечо. Это не больно, не ранит кожу, только усиливает наслаждение, которое и без того уже переполнило мое тело.
И я взрываюсь снова и снова. Распадаясь на части. В объятиях Кэша. Держа его внутри своего тела.
Своего сердца.
Своей души.
6
КЭШ
Воскресенье в тюрьме — день посещений. Всегда грустно видеть семьи, сидящие за столами с прозрачной перегородкой: детей, говорящих с отцами, которых едва знают; жен, беседующих с мужьями, которых почти не видят, — жизнь, которую вряд ли можно назвать человеческой. В таких местах отчетливо понимаешь, что все совершенные ошибки, большие и маленькие, имеют последствия. Чем серьезнее ошибка, тем тяжелее последствия. Остается надеяться, что мои поступки, уже совершенные или те, что мне предстоит совершить в ближайшем будущем, не приведут меня сюда. Думаю, я бы лучше умер.
На автопилоте прохожу все положенные процедуры, чтобы войти в тюрьму и повидаться с отцом. Сижу перед стеклом, руки сложены на столе. Вводят отца. Хотя на лице у меня вроде бы ничего особенного не написано, мое поведение сразу его настораживает.
Он переходит к делу без промедления, как только у него в руке оказывается трубка висящего на стене черного телефона.
— Что случилось?
Встречаюсь с отцом взглядом. Глаза, всего на тон или два светлее моих, полны беспокойства. Я один раз киваю и как бы невзначай потираю кончиком пальца правое ухо. Отец несколько секунд напряженно следит за мной. Я знаю: он прокручивает в голове варианты, а план действий во внештатной ситуации будет сформирован по ходу разговора. Или его отсутствия, как сейчас.
Наконец отец кивает. Всего один короткий кивок. Он понимает. Вижу это по глазам.
— Ничего не случилось. Просто выходные выдались тяжелыми. Много работы.
Разговор переходит на обыденные предметы, ничего выходящего за рамки обычных во время моих встреч с отцом тем. Мы упоминаем разных людей и события из реальной повседневной жизни, ничего такого, что могло бы удостоиться пристального внимания. Надеюсь, этого достаточно, чтобы ввести любого слушателя в состояние лени и тоски.
Наконец папа возвращает беседу к важным вещам. Он ловкий парень и умеет сделать это так, чтобы никто ничего не заподозрил. По крайней мере, я очень рассчитываю, что настоящая тема нашей беседы не всем очевидна.
— Ну, как порыбачил? Поймал что-нибудь?
Я никогда не ловил рыбу. Этим занимался Нэш, но не я. Отец это знает. И поэтому я понимаю, что разговор идет вовсе не о рыбалке.
— Не, безнадега. Зато я скрылся на все выходные. Ну, знаешь, чтобы поработать.
Отец медленно, понимающе кивает. Я знаю, он сообразил, что значит в моих устах слово «скрылся».
— Это может быть опасно. Работать так много.
— Да я и сам понимаю, — говорю и для выразительности киваю тоже.
Отец смотрит на меня очень внимательно. Мы как будто ведем гораздо более серьезный разговор, не произнося слова вслух.
— Собираюсь передать некоторые важные дела кому-нибудь другому. — Надеюсь, он понимает, что я на самом деле намерен передать.
— Иногда приходится делать то, что нужно, Кэш. Не всегда все получается так, как мы хотим. Или как планируем. Иногда тебе просто приходится смириться и поступать так, как ты считаешь правильным. Только так можно жить.
— Чувствую себя, будто у меня руки связаны.
Отец снова кивает:
— Ну, если бросить все, то могут наступить совсем другие последствия. У тебя есть план «В»?
Я мотаю головой и беспомощно развожу руками:
— Нет, но я открыт для любых предложений. У меня еще есть время. Правда, немного. С клубом проблемы. — (Отец почесывает подбородок и продолжает смотреть на меня.) — Ты можешь предложить какой-нибудь выход? Что еще я могу сделать?
— Ты такой чертов упрямец, — ворчит отец. — Тебе пришлось вложить туда все, в этот клуб. С риском в один прекрасный день пойти на дно вместе с кораблем.
До ареста отец не хотел, чтобы книги оставались у меня, чтобы я был причастен к этому делу. Я убедил его, что они средство не только воздействия, но и обеспечения моей безопасности. Ведь если отцовские «работодатели» в курсе, что книги где-то есть, они не станут рисковать, пока не узнают достоверно, у кого они и где.
Только теперь они знают у кого.
— Этого я и пытаюсь избежать. Думал, ты что-нибудь посоветуешь. Ты ведь довольно умный старикашка. — Говорю это с любящей улыбкой, и отец это понимает — вижу по глазам: в них отражается моя привязанность к нему.
— Тебе нужна помощь с клубом.
— Готов тебя выслушать. Принимаю любые предложения.
— Сделай вот что. Дай два объявления в газете.
— Неужели кто-то еще читает настоящие газеты? — шучу я.
— Некоторые читают, — отвечает отец, небрежно пожимая плечами. В данном случае «некоторые» должно означать «очень важные люди». — Но есть и одно место, где стоит разместить объявление онлайн. Но туда дай только одно. Только первое. Может быть, оттуда ты получишь ответ скорее.
Отец объясняет мне, где именно нужно разместить объявления и как их составить. Я делаю заметки в своем запасном телефоне.
— Через несколько дней должен быть отклик. Не позднее. Может быть, если ты получишь помощь, то станешь немного посвободнее.
— Да. Для некоторых моих сотрудников это тоже превращается в проблему.
Отец знает, что Оливия работает у меня в баре.
— Ну, может быть, в этом и кроется ответ. Иногда приходится принимать крутые меры.
— Я в отчаянии. Уже готов пойти на все.
Отец опять кивает, но ничего не говорит. В его глазах я вижу сожаление. Глубокое, болезненное сожаление и печаль. Хотя он не знает деталей, но понимает, что все идет наперекосяк. Начиная с главного. Совсем не по-нашему, не так, как мы планировали. Передавать кому-то книги — это никогда не входило в наши планы, мы даже такую возможность не рассматривали. За все время я ни разу не подумал… ну, я просто никогда не думал. И это мне дорого обошлось. И может быть, обойдется еще дороже.
Если я не придумаю что-нибудь другое. Возможно, эти объявления и тот, кому они послужат сигналом, дадут мне нужные ответы на вопросы. Надеюсь.
Вернувшись к мотоциклу, сразу проверяю телефон. Внутри тюрьмы сигнала совсем нет. Оливия знает, что некоторое время до меня будет не дозвониться. Кажется, она отнеслась к этому спокойно, гораздо спокойнее, чем я. Я постарался сократить визит насколько посмел, чтобы вернуться в мир, где есть связь, как можно скорее. Теперь вижу на экране четыре полоски и никаких значков о принятых сообщениях. Это хорошо. Я так думаю. Никаких экстренных ситуаций. Беспокоиться не о чем.