Или так я думал.
Я думал о том, каково быть дома в кровати с Вуди Вудом, но эта мысль никак не помогла мне чувствовать себя лучше. Скорее я почувствовал себя глупо из-за любви к глупому музыканту, который никогда не узнает обо мне и никогда не захочет узнать.
Когда я похромал через Стейт-стрит, в квартале от меня появилась полицейская патрульная машина, повернула в мою сторону, и внезапно засветилась сирена, будто я был преступником. Я поспешил как можно быстрее перейти дорогу, но машина остановилась на обочине прямо рядом со мной, и вышел офицер. Я услышал, как он говорит в рацию. Что-то о белом мужчине на Стейт-стрит.
Я отвернулся спиной и продолжил идти, притворяясь, что не заметил.
Вот таким я был дураком.
– Сынок? – произнёс офицер.
Я продолжал идти.
Позади меня слышались шаги по тротуару, пока офицер шёл за мной.
– Мне нужно, чтобы ты остановился, сынок, – сказал мужчина.
Я остановился, опустил голову, глядя в землю, хотелось снова расплакаться.
– Ты один из мальчишек Эрла Худа, так? – спросил мужчина, обходя вокруг, чтобы встать передо мной.
Я не ответил.
– Сынок, что ты делаешь так поздно ночью?
Я не мог придумать, как ответить, не мог заставить себя посмотреть на него.
– Тебя подвезти? – спросил он, подходя ближе.
Я смотрел на его блестящие, чёрные кожаные туфли, ничего не говоря.
– С тобой всё в порядке?
Я дрожал, желая, чтобы он ушёл.
– Ты тот мальчик, который провалился под лёд, да? Твой папа сидит в камере в округе. Почему ты не дома?
– Я иду домой, – сказал я.
– Ты принимаешь наркотики?
Я покачал головой.
– Сынок, мне нужно, чтобы ты посмотрел на меня.
Я поднял глаза, посмотрел на него. Он был молодым мужчиной, двадцати с мелочью лет, чисто выбритый, одетый с иголочки. Напоминал мне военного.
– Мне нужно знать, что ты делаешь на улице так поздно ночью. Тебя зовут Сайрус, да?
Я пожал плечами.
– В участке на доске для объявлений есть ваша фотография. Мы должны присматривать за…
– Я не сделал ничего плохого.
– Я не говорил, что ты сделал что-то плохое. Мы должны присматривать за вами.
– Мы не преступники.
– Ты свидетель в уголовном расследовании, и ещё ты вовлечён в ситуацию с домашним насилием. Мы должны присматривать за тобой. Ты дрожишь. Может, пойдём сядем в мою машину, чтобы ты согрелся?
– Отстаньте от меня.
– Боюсь, я не могу этого сделать, сынок.
– Может, пойдёшь нахрен, тупая свинья?
– Не нужно так говорить. Давай я подвезу тебя домой? Где ты живёшь?
– На Элм.
– Твой отец Дэниел Ковски, да?
– Он мне не отец!
– Он твой приёмный отец. Давай я отвезу тебя домой?
– Может, вы просто отстанете от меня к чёртовой матери?
– Я не могу этого сделать, сынок.
– Я тебе не чёртов сынок!
Он положил руку на мой локоть, намереваясь развернуть меня и направить к своей машине. Я устоял. Не знал почему. Разве было бы так плохо поехать домой? Но... Я был зол. В ярости. И напуган. И чувствовал себя безрассудно.
– Отстаньте от меня, – сказал я, пытаясь прохромать мимо него и пойти своей дорогой.
– Я не могу этого сделать, Сайрус, – сказал он, идя за мной.
Он схватил меня за руку, заставляя остановиться.
– Мне нужно, чтобы ты пошёл со мной, – сказал он, теперь из его голоса исчезла вежливость. – Мы можем сделать это тяжёлым путём или лёгким, но ты пойдёшь со мной. Можешь сесть в машину, и я отвезу тебя домой, или я вызову подкрепление, и мы отвезём тебя в участок и раздуем из этого большое дело. Решать тебе.
Я снова расплакался. Я сморгнул слёзы, смущаясь, стыдясь своей слабости. Я никогда не разговаривал так неуважительно со взрослым, а тем более с офицером полиции. Я не мог ничего поделать. Слова просто срывались с моих губ по собственной воле. Мир кружился уже быстрее и быстрее, и я чувствовал замешательство, дезориентацию, кусочки моей жизни летали вокруг, выходя из-под контроля.
Так что я стоял на месте и плакал, и на ужасное мгновение подумал, что меня может стошнить.
– Пожалуйста, сынок, – мягко произнёс он.
– Я не могу, – сказал я.
– Что ты не можешь?
– Я не хочу быть здесь.
Он не понимал, о чём я.
– Давай отвезём тебя домой.