На каминной полке располагался вертеп, не хватало только младенца Иисуса, и его не будет хватать до рождественского утра. Где в данный момент находился Иисус, можно было только догадываться, потому что мама не разрешала нам видеться с ним до Рождества. Теперь, когда мама умерла, мне придётся искать, где она его прятала, потому что Чарли и Кей захотят положить его на место на Рождество, прежде чем открывать свои подарки.
Рядом с вертепом стоял Рождественский венок и статуэтка Пражского Езулатко. Быстро приближалось третье воскресенье поста, а за ним и Рождество.
В дверь вдруг ворвался Джордж, впуская порыв морозного мичиганского воздуха и сбросив снег на пол, когда прошел через продуваемую сквозняками гостиную на кухню, чтобы налить себе чашку кофе.
– Месса по маме в три, – сказал я.
Он сел за стол, не ответив.
– Завтрак почти готов, – добавил я.
Он закурил сигарету.
Глава 3. Я спрошу у Джорджи
– Просыпайся, Кей-Кей, – крикнул я, подтолкнув Кей ногой.
Она спала на втором ярусе кровати в комнате Джорджа, где когда-то спал я. Она перевернулась, откинула с глаз пряди светлых волос. – Джорджи храпит, как свинья, – объявила она. – Здесь холодно, Си-Си.
– Ты голодна?
Она покачала головой, поджала свои восьмилетние губы и нахмурилась.
– Завтрак на столе, – сказал я. – У нас сегодня напряженный день. Проснись и пой, милая.
– Я скучаю по маме, – ответила она, откидывая одеяло и спускаясь по деревянной лестнице. – Мне обязательно идти на мессу?
– Ты же знаешь, что обязательно. Мама бы этого хотела.
Я накинул ей на плечи халат.
– Я не хочу идти, – сказала она.
– Я знаю.
– Я спрошу у Джорджи, – так она отвечала всегда, когда не получала желаемого.
– Иди есть.
Я последовал за ней через гостиную, остановился, чтобы заглянуть в комнату моих родителей. Папа крепко спал, и из-за его двери доносился резкий запах виски.
– Папа? – тихо позвал я.
Он не ответил.
Глава 4. Я считаю, они все должны вернуться в Африку
– Тебе не кажется, что следует разбудить папу? – прошептал мне Джордж через стол, пока по радио Донна Саммер снова и снова признавалась в любви.
– Ты его разбуди, – сказал я.
– Чёрт, нет, – ответил он.
– Чёрт, нет! – повторил Чарли, улыбаясь как дурачок.
– Чарли, – предупредил я.
– Чарли ругается, – сказала Кей, гримасничая.
– Чёрт, чёрт, чёрт! – говорил Чарли.
– Если бы мама была здесь, она бы вымыла твой грязный рот с мылом, – с отвращением произнесла Кей.
– Почему мы слушаем эту ниггерскую музыку? – спросил Джордж.
– Это Донна Саммер, – ответил я.
– Чёртово диско.
– Не говори так при них. Это лучше, чем твой дерьмовый Джон Денвер.
– Ты же знаешь, что мама ненавидит эту музыку.
– Не так много сахара, – сказал я Кей, когда она насыпала на свой тост целую ложку с горкой.
– Мне нравится!
– Ты будешь большой толстушкой.
– Не буду!
– Будешь. Ты не должна сыпать сахар на тост.
– Рэйчел сыпет, – авторитетно заявила Кей.
– А ещё она в носу ковыряется.
– Неправда!
– Я её видел, – сказал я. – И, кроме того, её папа коммунист.
– Она просто тебе не нравится, потому что живёт на холме.
Она мне не нравилась, потому что была бешеной хамкой, но я ничего не сказал.
Джордж воткнул вилку в яичницу так, будто гарпунил смысл жизни. Или папин зад.
– Не знаю, как мы с этим справимся, – сказал Джордж. – Без мамы... Я просто не знаю.
Он посмотрел на меня своими ярко голубыми глазами, которые были наполнены сомнением и тяжестью, что было редкостью для него. Джордж был большим и крепким, как мама, с бульдожьим лицом и мясистыми, сильными руками. У него были мамины глаза и ее манера выражать сотни разных эмоций, ухмылкой или фырканьем.
– Как ты собираешься закончить школу? – спросил он, откладывая ложку в сторону. – А кто позаботится об этих паршивцах?
– Справимся, – сказал я.