Иисус, стоя возле двери в мамину спальню, смотрел на меня таинственным взглядом, одной рукой оттягивая свою робу, чтобы раскрыть пламенеющее красное сердце, а другой указывая на меня, как бы говоря: "И ещё кое–что, Сайрус Худ..."
Папа сидел на кровати в кальсонах, закрыв лицо руками.
Папа был высоким, как я, и очень худым. А ещё изможденный и немного неуклюжий, в стиле Икабода Крейна. Я выглядел в точности, как он, только моложе и ниже ростом. Думаю, поэтому он не особо меня любил. Я был похож на его бледную, жалкую версию.
– Месса по маме в три, – сказал я. – Отец Дженкинс приезжает из Детройта.
Он взглянул на меня налитыми кровью глазами, ничего не сказал.
– Ты идёшь? – спросил я.
– Она была моей женой, – сказал он с южным акцентом, который не удалось ослабить более чем за два десятилетия в Мичигане. – Конечно, я иду. Мне не следовало так много пить, но то, что я не должен был делать, и то, что я сделал, – это почти всегда две разные вещи, но ты же знаешь, как это бывает.
– Да, сэр, – ответил я.
– Ты ж лучше держи Чарли под контролем. Я не в настроении.
– Я так и сделаю, папочка.
– Я серьёзно, Си-Си. Сегодня я не могу терпеть эту чушь. Устал уже от этого грёбаного идиота.
– Не волнуйся, папочка.
– Этот пацан всё продолжает и продолжает... Боже, на меня хоть смирительную рубашку надевай.
Папа всегда говорил такую бессмыслицу. «На меня хоть смирительную рубашку надевай». «На этой охоте я без собаки». «Давайте добавим кожи». «Похоже, кто-то уже смазал свои булочки». Между этим и всеми «ты ж», и «мы ж» и «нет ж», я мог вот-вот умереть от стыда.
Он оглядел меня, вздохнул и провёл рукой по лицу, будто не хотел комментировать то, что увидел.
Дети знают, когда не нравятся своим родителям. Я пытался сказать это Джорджу, и он подумал, что я несу бред, но я знал, что это правда. По тому, как папа на меня смотрел, я мог сказать, что не особо ему нравлюсь. Не то чтобы он ненавидел меня или что-то в этом роде. Просто я ему не нравился. Я был разочарованием. И не знал почему. Но знал, что это так.
– Хочешь, я тебе помогу, папа? – предложил я.
– Ох, и что ты собираешься для меня сделать? – устало спросил он. – Я не в хлопковом поле родился, знаешь ли.
– Да, сэр.
Глава 6. Благослови меня, Отец
В похоронном бюро в Вест Брэнч разобрались с мамиными похоронами, и отец Дженкинс получил разрешение произнести поминальную мессу в их крохотной часовне. Мы не проводили мессу в церкви Святого Анселма, потому что больше туда не ходили. Отец Дженкинс и мама считали, что священники в церкви Святого Анселма еретики-модернисты, из-за всей этой чепухи, связанной со Вторым Ватиканским собором, и нам приходилось держаться подальше и не рисковать потерей своих бессмертных душ. И, кроме того, мама любила старую католическую мессу и ненавидела Новую Мессу, представленную в 1960-х, Новус Ордо. Она так и говорила – «Новус Ордо». Будто произносила название особо страшной венерической болезни. Сейчас они отбросили латынь и читали всё на английском. Мама не знала, почему они «обновили» мессу, и ей было плевать. После того, как церковь Святого Анселма представила девочек-алтарниц и гитары в храме, мы больше никогда не ходили туда на мессы. Баннеры из фетра тоже не помогали.
Отец Дженкинс перед мессой выслушивал исповеди, так что, в конце концов, я встал на колени на ковёр, пока он сидел в кресле в углу, отвернувшись от меня.
– Благослови меня, Отец, прошло два месяца с моей последней исповеди, – произнёс я.
– Продолжай, – сказал он.
– Я знаю, что это не смертный грех, но не уверен, – слова у меня во рту были вязкими, как патока, потому что я не хотел их произносить.
– Да?
– Ну, – я замолчал.
– Ты можешь мне рассказать, – мягко подбодрил он.