– Пора раздеваться, братишка, – прошептал Оливер, озорно улыбаясь.
Он помог мне раздеться, и я стоял на месте, с торчащим в воздух стояком.
– Я не могу ничего поделать, – сказал я.
Он улыбнулся, приклеивая пакет для мусора вокруг моей правой икры, чтобы гипс остался сухим.
– Тащи свой зад туда, – сказал он, кивая на душ, не обращая внимания на мою биологическую нужду.
Так или иначе, ему удалось должным образом меня помыть и намылить мне волосы, не намочив мои гипсы и не раздевшись самому. Конечно, мне хотелось, чтобы он разделся, но он просто улыбнулся и напомнил мне, что на следующий день нам нужно идти на мессу, что означало в первую очередь сходить на исповедь.
Моё тело буквально болело от нужды в нём.
– Я не могу пойти на исповедь, – сказал я.
– Почему нет?
– Мне не жаль.
– Чего не жаль?
– Не жаль, что люблю тебя. Что я гомосексуал. Что играю сам с собой. Каждый раз, когда хожу на исповедь, я обещаю, что прекращу, но это ложь. Я не собираюсь прекращать. И не собираюсь стоять там на коленях и обещать Отцу Дженкинсу, что не буду больше этого делать, потому что знаю, что буду.
Он остановился, вытирая меня, и посмотрел на меня напряжённо.
– И я не знаю, что делать, – признался я.
– Почему бы тебе не делать то, что делаю я?
– Что это?
– Я хожу на исповедь, говорю ему, что подрочил раз или два, и на этом всё. В любом случае, это не его дело.
– Но ему нужно всё рассказывать.
– Разве?
– Конечно. Иначе это плохая исповедь.
– Си-Си?
– Что?
– Не пойми неправильно. Я люблю тебя, но...
– Но что?
– Вся эта ерунда – чушь, приятель. Исповедаться. Рассказывать о своих грехах священнику, будто он может тебя простить. Я делаю это, чтобы мама и папа были довольны. Но я в это не верю и не особо об этом беспокоюсь.
– Ты в это не веришь?
Я отнёсся к этому недоверчиво.
Конечно же, это была совершенная, ужасная ересь, и он это знал. Если бы он сказал такое при своих родителях, они бы его придушили.
– Я верю в то, что вижу. Я верю в себя и в то, что знаю о себе, и в то, что считаю правдой. Но вся остальная эта ерунда... нет. Я стараюсь быть хорошим человеком. Я никого не убиваю, ничего не краду и ничего другого. Я не такой уж плохой. В любом случае, если бы бог не хотел, чтобы мы играли со своими пенисами, почему он дал нам их?
– Ты не боишься обидеть бога?
– Не особо, – признался он. – Тебе ведь нравятся динозавры, верно?
– Да. Но я не понимаю...
– Почему о динозаврах не написано в Библии?
– Я не знаю.
– Такие большие существа, а Библия о них не говорит? Серьёзно? И почему мир такой старый, ему миллионы и миллионы лет, и всё же Катехизис говорит, что миру всего шесть тысяч лет? Ты никогда не задумывался о таком?
– Нет.
– Ну, а стоило, – сказал он. – В этом нет смысла, Си-Си. Знаешь, церковь раньше считала, что мир плоский, а это не так. Ещё они думали, что солнце вертится вокруг Земли, но это не так.
– И?
– Если они могут ошибаться в таком, то что ещё у них неправильно?
Мой стояк давным-давно опустился, как и исчезли пошлые мысли. Теперь Оливер казался братом, помогающим мне принять ванну и больше ничего.
– Так ты просто идёшь и говоришь Отцу Дженкинсу что угодно? – произнёс я.
– Да, – сказал он, помогая мне надеть пижаму. – Я в последнее время много читаю об эволюции.
– Ты считаешь, что мы произошли от обезьян?
Он кивнул.
– Но это просто глупо, – сказал я, обиженный этой мыслью.
– Нам многое нужно обсудить, друг мой. И конечно, ты не можешь говорить ничего из этого моей маме, иначе у неё будет огромная истерика.
Он стоял передо мной, проводя расчёской по моим волосам, относясь ко мне так, как я относился к Чарли.
– Не злись, что я так говорю, – прошептал он. – Но это правда, приятель. Я ничего не говорю, потому что не хочу расстраивать маму и папу. С тобой я чувствую, что могу просто говорить правду. Но не злись на меня. Ладно?
– Я бы никогда на тебя не разозлился.
Мы смотрели друг на друга дольше, чем должны были.
– Си-Си?
– Да?
– Я тебя люблю.
– Я тебя тоже люблю.
– Я серьёзно, приятель. Я тебя люблю. Надеюсь, когда-нибудь мы сможем вместе уехать в Нью-Йорк или куда-то ещё. Что ты думаешь?
– Нью-Йорк?
– Конечно, почему нет? Мы можем поехать куда захотим. Можем пойти в один колледж. Убраться отсюда. Жить своей жизнью.