Рыдания отдавались эхом, вытекая из разбитого на кусочки сердца.
3.
Три дня спустя.
Подобрав последний локон, я убрала его наверх, закрепляя невидимкой. Я едва узнавала себя в зеркале – лицо почти не пострадало в пожаре, и каким-то чудом я могла ходить, не ощущая сильной боли, но я была бледна, как привидение, а под глазами залегли черные круги. Глаза, когда-то бывшие ярко-голубыми, казались серыми и пустыми.
-Солнышко… - за спиной голос мамы, нежный и нерешительный. Она взяла меня выше локтя за здоровую руку. – Пора идти.
Я моргнула и повернулась. Я ничего не чувствовала, а слез не было. Внутри было просто пусто. Я кивнула и, игнорируя мамину руку, спустилась вниз по лестнице, в холл. Папа, стоявший у двери, глянул на меня в смятении, словно бы я была готова рассыпаться в любую минуту.
В принципе, это было возможно. Три дня назад в жутком пожаре у меня умерла подруга. Почти сестра. Мой родной человек, который был для меня членом семьи. Но этого бы не случилось, ведь для того, чтобы рассыпаться, нужно хоть что-то чувствовать. Ничего не чувствовать – это прекрасно.
Я села на заднее сидение папиного Мерседеса и молча ждала. Я видела, как родители переглянулись, и я поймала на себе их встревоженные взгляды. Мамины глаза, покрасневшие и опухшие, выдавали, что она всю ночь проплакала.
Мы отъехали от дома в молчании. Папины глаза пересеклись с моим взглядом в зеркале.
-Хочешь, включим музыку? – спросил он, притрагиваясь к магнитофону.
-Нет, - тихо ответила я, а позже горло перехватило. Я отупело уставилась на дом напротив, где пятнадцать лет жила моя лучшая подруга.
Мама обернулась на меня, чтобы что-то сказать, но папа мягко отвернул ее обратно, покачав головой.
Пошел дождь – крупные капли, падающие на землю и мешающие что-либо увидеть.
Прощание. Маленькая комната с небольшим количеством людей. Я стояла рядом с гробом, не желая смотреть на него. Рядом – прекрасная фотография Ксюши, где она улыбается и радостно машет на камеру.
Я видела, как люди пожимают руки Наташи и Андрея, как она, сгорбившись, молча кивает. По правую сторону от них стояли мама с папой. Глаза Наташи – такие же красные, как и мамины. Одна я стояла в стороне у гроба, не проронив ни слезинки. Плачущие одноклассницы, потрясенные ребята, подходящие ко мне и высказывающие, как им жаль и то, что они рады, что я осталась жива. Игнат, стоявший около меня, молчал, не пытался обнять, предложивший свое молчание как лучшее из лекарств.
Затем – о ужас – около меня оказались родители Ксю. Я не могла смотреть в их темные глаза, настолько похожие на глаза моей Ксю. Я медленно, в сотый раз, повторила им то, как все было. Пожар. Унес жизнь моей лучшей подруги.
Если бы я успела, все было бы куда лучше! Мы бы обе лежали в больнице, пересмеиваясь через кровати и вспоминая пожар, как страшный сон. Мы бы были загипсованы, но счастливы, что живы.
Если бы только я успела, моя девочка была бы жива.
Я не смогла сказать Наташе и Андрею, что смерть их дочери – моя вина. Я смотрела на них, ища слова, которые могли бы выразить хоть какое-то сочувствие.
-Мне очень жаль, - выдавила я едва слышно.
-Милая, нам тоже! – Наташа, расплакавшись снова, кинулась обнимать меня. Я не издала ни звука, когда она неосторожно задела мою сломанную руку. Физический контакт для меня сейчас – это много. Я ничего не чувствовала, поэтому лишь едва слышно выдохнула в темные волосы Наташи:
-Простите меня.
Я не чувствую ничего. Ведь если бы чувствовала, то тут же умерла от нестерпимой боли. Вряд ли она слышала, что я просила прощения, ведь непременно бы сказала, что тут нет моей вины.
Но она здесь, вокруг меня. Она всегда будет со мной.
Ко мне подходили люди, говорили какие-то слова о том, что Ксюша всегда будет с нами, но все это висло в тумане вокруг меня, я лишь кивала и бормотала что-то, чтобы показать – я все еще с вами.
Сбоку подошел папа и чуть сдвинул меня за талию.
-Пора, Диана.
Потом нужно было прощаться. Все говорили добрые и душераздирающие слова, и тут настала моя очередь. Все смотрели на меня и ждали. Ждали невозможного.
Прежняя я знала бы, что сказать в данной ситуации. Я никогда не тушевалась перед выступлениями на публике, но сейчас я лишь обвела мертвым взглядом всех этих людей и выдавила:
-Я любила ее как сестру. Я очень любила ее и сейчас люблю… Но она умерла.
Повисло молчание.
-Я не знаю, что еще сказать, - я больше не могла сдерживаться. Сглотнув рыдания, я покосилась на гроб – то, что в нем лежит – не моя подруга. Это лишь фантик, а конфета потерялась.
Я выбежала из похоронного бюро через парадный вход, и по мокрой траве пронеслась к огромному дереву. Упав под него, я тяжело задышала. Черное платье промокло насквозь, и мои светлые волосы выбились из прически. Я сжала зубы, поскуливая. Я хотела рыдать, но не могла.
На плечи вдруг опустилось что-то теплое, и я ощутила знакомый запах и шелковую подкладку пиджака Игната.
-Тише, детка. Это лишь я.
Я подняла на него глаза и встретилась с его зеленым взглядом.
-Отвези меня, - попросила я, вцепившись в его рубашку. – Я не хочу с ними… они…
Он без вопросов поднял меня с земли и повел в машину. Усадив меня на пассажирское сидение, Игнат сел за руль и завел машину. Мы тронулись с места. Я сняла пиджак, а парень включил печку.
Мы ехали молча. Приехав на кладбище, я почти повисла на Игнате, когда мы подходили к большой яме и гробу у нее.
Дождь стал холодным – он пробирал до костей, и если бы не теплая и родная рука Игната – я бы чокнулась окончательно.
Но оказалось, что приехать сюда было плохой идеей. Увидев, как гроб с Ксю опускают в землю, я издала нечеловеческий вопль и упала в траву, ударяясь коленями.
Все с ужасом покосились на меня, ко мне тут же бросился папа, но Игнат его опередил – он уже поднял меня.
-Не хочу… - прошептала я в его ухо. – Я хочу лечь рядом с ней… пусти меня.
Он крепко сжал меня, и я видела, как в глазах Игната стоят слезы. Я не могла дышать. Внутри все сковало болью, и я прикрыв глаза, прошептала:
-Прости меня, подружка. Я люблю тебя. Прощай…
Затем, резко вырвавшись из объятий, я скинула туфли на каблуках и босиком, скользя в траве, понеслась вперед, не обращая внимания на крики за моей спиной никакого внимания.
Кладбище было недалеко от нашего пригорода, я бежала и бежала, а дождь лился по моему телу и пробирался в рот. Я плевалась и харкалась, но не переставала бежать.
Ступни, еще не оправившиеся после пожара, начало саднить. Но я лишь обрадовалась этой боли, потому что это было то, чего я заслуживаю.
Я слышала, как на полпути ко мне подъехала машина, и папа умолял меня сесть внутрь. Я качала головой и бежала дальше. Мокрые длинные волосы прилипли ко всему телу, и я пообещала себе, что как только вернусь домой, то сразу же их обрежу ко всем чертям.
Кажется, я плакала, но дождь проворно смывал все следы моей слабости.
Другая машина. Другой голос.
Платье прилипло и облегало, как вторая кожа. К боли в ногах присоединилась острая боль в руке. Услышав, как хлопнула дверца, я поняла, что Игнат бежит за мной.
Я прибавила скорости – шаги за спиной тоже ускорились. Скоро он выровнялся со мной, но не пытался заговорить. Так мы и бежали до дома молча, пока я не остановилась у крыльца и не потеряла сознание.
4.
Я услышала, как открылась дверь в мою комнату, и как мама присела рядом со мной на кровать. Я зажмурилась, и горячие слезы потекли по моим щекам.
Я не выдержу. Я умру. Наверняка по щекам сочится кровь из моего сердца.
-Диана, солнышко… - мягко начала мама. – Тебе нужен врач, у тебя кровоточат ступни, дорогая…
-Перебинтуй и приложи лед, все пройдет, - выдавила я, не поворачиваясь.