— Спасибо тебе, Алёша, — сказала Галя, когда на следующий день вечером они встретились на «Проспекте Мира». И дотронулась до его руки.
До каморки они дошли молча.
Повезло им и на этот раз: вновь соседки дома не оказалось. Но на этот раз табуреток с кухни они брать не стали, а из клеёнки и двух сложенных вчетверо штор сделали подобие ковра — для мягкости.
— А теперь ты меня послушай, — сказал Ал тоном, видимо, весьма похожим на тот, которым почти два месяца назад Галя здесь же, в этой каморке старинного московского дома, сказала Алу: «Можно мне Вам исповедаться?» — И постарайся, если сможешь, не перебивать.
Ал сел на «ковре», по-восточному скрестив ноги, и, смотря поверх Гали в верхнюю, не закрытую бумагой часть окна, за которым угадывалось небо, стал рассказывать:
— К своим 29 годам (восемь лет назад!) я поразительно хорошо сохранился. Сохранился в том смысле, что, хотя читал много, про Христа не знал практически ничего. В буквальном смысле ничего. И это несмотря на то, что читал и Достоевского, и Толстого, и многих прочих не мыслящих себя вне религии писателей. Конечно, режим в стране был такой, что люди боялись в доме Евангелие не то что читать, но даже просто хранить. Не говоря уж о том, что купить его было просто невозможно. И всё-таки, мне кажется, из обрывочных упоминаний о Христе даже в разрешённой художественной литературе некое познание обрести всё-таки можно было — мне же удалось не знать ничего… Сохранился, и это при том, что, когда мне было лет пятнадцать или шестнадцать, Евангелие я в руках всё-таки держал. Друг у меня был в школе — Лёня, он мне и дал. Смешно сказать, но я там тогда тоже ничего не понял. То есть настолько ничего, что даже не понял сюжет — за что и почему Его распяли. А раз не понял, то, соответственно, ничего и не запомнил… Одну притчу, правда, запомнил. Которую, как и прочие, тоже не понял. А запомнилась она мне потому, что показалась особенно бессмысленной. Там речь шла о том, как нанимали работников для уборки винограда. Нанимали в несколько приёмов: первых утром, а когда стало ясно, что до вечера всё убрать не успевают, то пошли и наняли ещё других, а третьих, по той же причине, вообще за час до конца работы. Когда же стали расплачиваться, то всем заплатили одинаково. Я тогда и подумал: как глупо! Ведь тем, кто работал всего час, можно было заплатить в десять раз меньше! Или хотя бы в пять. А всем поровну заплатить мог только идиот. Деньги — деньги! — зря потрачены. Вот бы их лучше мне!.. Потому, видно, и запомнил… Вот, собственно, и все мои познания о Евангелии. Вот я и говорю: хорошо сохранился!
— А какой смысл этой притчи? — тихо спросила Галя.
— А ты не знаешь?
— Нет.
— Символический язык. Нанимаемые работники — символ принимающих в сердце Христа. Динарий — символ дара прощения. И не важно, когда это происходит: в молодости, в зрелом возрасте или в старости — награда всё равно одна: вечность со Христом. Или, лучше сказать, общение с Христом в вечности. Неважно с точки зрения вечности, но, естественно, важно с точки зрения жизни: есть всё-таки разница — счастье с молодости или только в старости. Но тогда, в 15, я эту притчу не понял… Да… И в таком состоянии и пребывал до 29 лет. А в 29 одна книга меня всё-таки зацепила. Причём самая неожиданная — еретика ХVI века. Эразма из Роттердама. Жил такой писатель, сам себя называл католиком, католические иерархи тоже его на словах своим признавали, но только он умер — от церкви тут же отлучили. Я, наверное, теперь не смогу вспомнить, что же меня тогда на логическом уровне поразило — ведь скорее на нелогическом! — но Библию, дочитав Эразма, я разыскивать стал. Библии через границу стали свободно ввозить только года через три, а тогда ещё провозили под одеждой, редкость была, но на удивление быстро нашёлся человек, который мне её одолжил. Прочёл её — до сих пор смешно — за неделю. А что можно за неделю понять? Тем более если не знаешь ни языка символов, ни смысла слов, ни исторического контекста, в котором каждое слово может принять совершенно другой оттенок, чем теперь?.. Потом вытребовал к себе одного очень грамотного прихожанина. Я тебя хочу с ним познакомить. Он теперь уже пастор. Пришли они с женой, так я их ответы записывал, до сих пор тетрадка с записями сохранилась. Прямо при них и записывал. А спрашивал такие вещи: когда праздник Пасхи установили, да чем сатана от дьявола отличается. Знаешь чем?