В.: И всё-таки…
П.: То-то я смотрю, что ты, после того как из больницы выписалась, вроде как уважительней стала ко мне относиться.
В.: Это не из-за Зины. Я… Ты… Это из-за другого. А из-за чего — не скажу. А вообще-то ты выдумщик! Писатель!
П.: Может, я и выдумщик, но рассказываю всегда так, как и было на самом деле. Но, как бы то ни было, стрелой в сердце — это не шутка. Да ещё когда сверху капканом застёгивают, чтобы незаметно было! И что они так на меня повадились? А?
Глава пятьдесят четвёртая
Характерная деталь
Рукопись своего рассказа «Дьявол» Толстой прятал в обивке кресла — от своей непомерно ревнивой партнёрши. Прятал до времени посмертных изданий. Но он был уже стар, и ждать их оставалось недолго. А что делать автору этой книги с тем, что ещё в большей мере достойно обивки кресла, если автор всего лишь в том возрасте, в котором Лев Николаевич работал над «Войной и миром»? Ждать посмертных изданий в таком возрасте не стал бы даже Толстой. Так что, не взыщите… Единственное незавершённое дело великого Льва Толстого надо довести до конца.
П.: …Сколько себя помню — иначе как в крепкой дружной семье верным мужем я себя не мыслил. Совсем не в такой семье, как у моих родителей. Естественно, что всякий союз был навсегда. Но на удивление из раза в раз оказывался в положении, которое называют любовным треугольником. Причём всегда одного и того же качества.
Нет, я не наставлял рога никому и никогда (разве что по незнанию), хотя такие предложения мне делали жёны, пожалуй, всех моих знакомых. Из десятков семей! Подчёркиваю — знакомых, не друзей. Но, несмотря на такой, казалось бы, успех, в треугольниках всегда уходили не ко мне, а от меня. И только с жизненным опытом понял, что, как бы женщины ни отличались друг от друга внешне или своим образованием, с любой из них у меня всегда воспроизводился, в сущности, один и тот же тип взаимоотношений: подбирал какую-нибудь растрёпанную (или, наоборот, очень аккуратненькую), она рядом расцветала, а потом — бац, треугольник, она уходила, быстренько вновь становилась ободранной или лихорадочно оживлённой. Так ей было лучше… Да, всякий раз одно и то же: вначале лихой кавалерийский наскок очередной офицерской дочки, утрата ею фригидности, а потом… потом как-то разом я из их памяти исчезал. Забывали ещё до разрыва. Не так, как обычно показывают в кино: трагические расставания, слёзы и истеричные сопли, а… Просто забывали. Обидно всякий раз было… Упорно напрашивался вывод, что я хуже других… Но если так, если хуже, то чем? Естественно, для того, чтобы это понять, я присматривался к тем мужчинам, к которым от меня уходили. И выяснялось, что всякий раз предпочитали мужчин, которые, с точки зрения словесно возвещаемых в нашей культуре ценностей, мне многократно уступали. Во всех смыслах. В мускульном. Интеллектуальном. Физиологическом, — я имею в виду не только потенцию, но и внешность тоже.
К примеру, женщины как заведённые повторяют, что им нравятся мужчины высокого роста. Пожалуйста — в строю стоял одним из первых. Широкие плечи, говорят, нравятся? И это — пожалуйста. Следующий после максимального размер пиджака. Сила? В прошлом борец. Второй полутяжёлый вес. Образование — высшее, язык неплохо подвешен, начитан, приключений жизненных — море, есть о чём рассказать. Не изменяю. Не пью. Курил — бросил. Деньги зарабатывать умею. Руки — ювелира. Опять же, выражаясь языком В., — оранжевый. Это я про половую чакру. Но уходят! Чего-то, значит, не хватает. Но чего?
Женщины, разумеется, сами себя за тысячелетия объяснять не научились, не в силах осознать, чего же им хочется. Слова — пустое, произносятся те, какие первыми на язык подвернутся. Скажем, одна дама всё время повторяла нашим общим знакомым, что ушла от меня из-за того, что у меня нет постоянного заработка, денег мало, поэтому она чувствует себя неуверенно, тревожно. Да, у меня тогда работа тоже была гонорарная (не писательская — ювелиром был), в один месяц могло выйти меньше, чем в другой. Но в среднем за год получалось существенно больше, чем у многих. Чем у большинства. Но она в поисках «уверенности» уходит к другому, а потом мне знакомые передают, что достоинство новой связи она объясняет именно большими доходами. Приходила к нашим общим знакомым и часами рассказывала, на что и как она тратит твёрдый оклад своего мужа-станочника: столько-то на питание, столько-то ему на сигареты и выпивку, столько-то на то, столько-то на это, и вот столько остаётся. И говорила, что ей хорошо. Всё бы так, всё было бы очень похоже (жадна она просто патологически, за деньги с родных кожу живьём готова была содрать, они её даже боялись), и всё, повторяю, было бы похоже на правду, если бы… если бы я в то время не зарабатывал в три раза больше, чем та, третья сторона треугольника. И даже больше, чем в три, потому что тот выпивал, а следовательно, часть пропивал, а я — нет.