Странное горькое чувство поселилось и в Алле. Но оно было направлено не в сторону Оленьки Ляпиной, которой, по мнению девушки, самое место было в котле со свернутой шеей. Она почему-то не могла бросить вечно пьяного и избитого Антона, хотя постоянно намеревалась это сделать.
Вскоре пристрастие Антона переросло с алкоголя на что-то более тяжелое, потому что градус перестал приносить ему долгожданное облегчение. В его руках Алла все чаще стала различать колючие шприцы, свернутые купюры и нагретые ложки.
«Абстяг», «барбадос», «варево», «вмазаться», «отходняк» — теперь эти слова стали частью Аллиной жизни. Она все чаще уходила из дома, все сильнее закутывалась в одежду, дабы скрыть следы синяков и порезов, но неизменно возвращалась обратно к мужу, ведомая какой-то непонятной силой.
Начались ссоры, крики, побои, драки. Засыпая, Алла каждый раз злобно скалилась Оленьке Ляпиной, которая невидимым призраком стояла в углу комнаты и неодобрительно качала головой.
— Что, сука, рада? — спрашивала она вполголоса свою мертвую подругу.
Долгожданное облегчение принесла смерть любимого и единственного мужа Аллы. На какое-то мгновение женщина вздохнула свободно, впервые за тридцать лет почувствовав себя ничем не связанной. Она неожиданно для себя даже подумала о будущем, предположила, чем может заняться и куда пойти работать, но не учла одного.
Антон Рябчиков не доставал алкоголь и наркотики из воздуха. Он не работал, не стремился зарабатывать и получать средства, на которые смог бы себя обеспечить. В этом плане его полностью обслуживала Алла, разрывающаяся на двух работах. Но она не знала, что ее скромного заработка, никогда не переваливающего за отметку тридцати тысяч, не хватило бы на лакомства для любимого. Поэтому Антон Рябчиков нашел другие источники денежного богатства. Он наделал многомиллионные долги, а потом скрылся от них туда, откуда его ни один коллектор не в силах достать. Свое наследие он с чистой совестью передал верной жене, которая была ответственна за всю его жизнь.
Несколько месяцев реабилитации стали для Аллы отличным отпуском. Она чувствовала себя в полнейшей безопасности, не тратила денег на собственное существование, не ходила на тошнотворную работу. Конечно, время от времени она мечтала еще и о бокальчике Шардоне на прикроватной тумбочке, но утешала себя мыслью, что, чем сильнее соскучится по божественному напитку, тем насыщеннее будет наслаждение от долгожданного воссоединения.
Верными спутниками в больничной жизни Аллы стали Эрнест и Анна из романа, который лишь чудом не выпал из-под ветровки в злосчастную ночь избиения. Он размок от грязи, некоторые странички впитали в себя бордово-коричневые следы крови, но в остальном почти совершенно не пострадал. Его тонкие потрепанные страницы стали единственной отрадой Аллы в этом суровом скучном мире бессмысленного существования.
Когда же Аллу выписали из больницы, она почти не помнила о случившемся. Мутно-серые воспоминания, окропленные кровью и грязью, покрылись слоем темноты, нос почти ровно сросся, синяки сошли с тела. О небольшой встряске напоминала лишь зияющая дыра во рту, где когда-то находился левый клык, да желудок.
Почему-то после случившегося Алла потеряла способность держать пищу внутри себя. Видимо, один из ударов головорезов пришелся на желудок и был неоправданно сильным. Тем не менее, вечная рвота и отсутствие способности нормально переваривать пищу вскоре переросли во что-то психологическое. Ежедневное опорожнение желудка вошло в привычку, и Алла больше не могла представить свой день без этих чудесных мгновений освобождения и легкости.
Стоя за пластиковыми дверьми больницы, Алла ломала голову над тем, что же ей делать дальше. Один из головорезов четко дал понять, что следующая встреча станет летальной. Каждый раз, когда женщина вспоминала его рыбьи тупые глазки, которые так и хотелось выцарапать собственными ногтями, у нее начинал ныть нос. А все тело невольно передергивало, хотя Алла и убеждала себя, что никогда в жизни не будет стелиться под подобных ущербных ублюдков.
Так как женщина четко знала, что платить по чужим долгам в этой жизни точно не будет, да и не сможет физически, она должна была придумать другой способ скрыться от преследования законов каменных джунглей.
Алла не собиралась сдаваться. Это было не в ее привычках. Она столько пережила, столько перетерпела, столько потеряла не для того, чтобы в одно мгновение сдаться под прессом чужих плоских гротескных лиц.