Шут продолжал сыпать фразами на латыни, и по мере его монолога вперед выходили другие люди в пугающих карнавальных масках и красных плащах. Они также окунали руки в позолоченные сосуды и прикасались ими к женщинам, блуждали по их коже, изучали все их выпуклости и ямки, очерчивали своими грубыми жирными от масла руками силуэты.
Ася в ужасе стояла, не двигаясь. Она не могла оторвать глаз от того, что видела, происходящее завораживало ее. Страх и отвращение никак не могли одолеть ошеломляющий интерес. Ей хотелось видеть, что будет дальше, хотелось ощущать запах кипящего эфирного масла, греться в полыхающем огне. И одновременно хотелось бежать отсюда со всех ног, прекратить этот акт эротичной вакханалии.
Когда рядом с каждой девушкой появился мужчина, что умело исследовал ее тело, Шут вновь заговорил:
— Edite, bibite, post mortem nulla voluptas! [Ешьте, пейте, после смерти нет никакого наслаждения! (с лат.)] — и тогда мужчины, стоящие возле оголенных разгоряченных женщин, резко сбросили свои плащи. Они перестали себя сдерживать. Их нагие тела слились с женскими воедино. Это были разные мужчины: молодые и старые, худые и заплывшие жиром, высокие и низкие. Их кожа, покрытая блестящим потом, впитывала в себя влагу с женской. Они почти что вдавливали в себя женское тело, пытаясь прочувствовать всю их энергию на себе. Их руки спускались все ниже, пока не остановились в самом низу живота. — Так раскройте же Муладхару, корневую чакру! — наконец заговорил Шут на понятном Асе языке.
Широкие мужские ладони властно легли между женских ног. Их толстые покрытые маслом пальцы бесцеремонно проникали в девушек, что молча поддавались, лишь опрокидывая свои головы на плечи партнеру. Это было невообразимое представление: резкие ритмичные толчки ладоней, мокрое сияние кожи, громкое прерывистое дыхание — все это сводило с ума разгоряченную толпу. Сначала сцена происходила беззвучно под музыкальные удары барабанов и тихое потрескивание огня. Но стоило одной из женщин едва слышно застонать, как Шут воскликнул:
— Varietas delectat! [Разнообразие доставляет удовольствие! (с лат.)]
Это было безумие. Ася чувствовала, как оставшиеся кусочки здравого рассудка покидают ее тело вместе со спадающими с людей накидками. Они были на пределе, больше не могли терпеть возбуждение, охватившее их сознание. Послушники с животной яростью оглядывали толпу, искали тех, с кем отдадутся жару и станут частью священного ритуала. Мужчины властно хватали женщин за руки и бесцеремонно ублажались ими. Некоторые девушки падали на колени перед оголенными мужскими телами. Они покорно открывали рты и отдавались желанию. Другие опускались прямо на пол, удобнее устраиваясь в откровенных позах. Здесь не было места смущению или страхам, люди вокруг забыли о таких понятиях. Они не думали ни о чем, кроме своей жажды до чужого тела. Их руки резко хватались за женскую грудь или мужские плечи, плащи раскрывали затаившуюся наготу. Блестящие мокрые тела сливались воедино в жарких танцах, они изучали друг друга, бесстыдно кричали, стонали и охали. Воздух душного зала наполнился ароматом страсти и похоти. Он стал единым организмом, который искал утешения в собственном лоне.
Одна лишь Ася осталась в своем плаще. Она потрясенно оглядывалась по сторонам, не веря собственным глазам. Это не могло быть правдой. Должно быть, это просто страшный сон. Люди вокруг не замечали ее, скрытое под тканью накидки тело никого не интересовало. От нее не исходили ни жар, ни почти физически ощущаемое желание. Она не цеплялась в мужские мышцы, не блуждала руками по чужой голой коже. Лишь беспомощно вертелась из стороны в сторону, пытаясь осознать, что происходит вокруг.