Мужчина недоверчиво заломил бровь. Ася скользнула взглядом по острому носу, резким скулам и заметила щетину. В голову тут же закралась неприятная догадка.
— Вы — сын Отца?.. — прежде, чем подумать, спросила девушка. Тут же она поняла, насколько бредово звучит ее вопрос, и смутилась собственной глупости.
— Вопросы буду задавать я, — лица мужчины коснулась тень раздражения. Он всмотрелся в лицо Аси и, кажется, в его глазах промелькнуло узнавание. Он мазнул взглядом по ее скуле и спустился на шею девушки. От пристального ясного взгляда мужчины Ася почувствовала себя подопытной, и ее оголенная кожа покрылась мурашками. — Ваши синяки быстро прошли, — с подозрением заметил он, а девушка еле сдержалась, чтобы не закусить губу. Её вещи забрали тем вечером, и она больше не могла изобразить синеватые подтеки на своем лице. Нужно было срочно что-то ответить.
— Мазь помогла, но на теле они еще не прошли, — в доказательство Ася выставила вперед левую ногу и продемонстрировала яркие неприятные кровоподтеки. В этот момент она была готова расплакаться от благодарности себе из прошлого, что так нещадно отлупила себя скалкой.
— Ясно, — кивнул мужчина и вновь вгляделся в лицо Аси. Она почувствовала, как загорелись ее щеки от этого проницательного взгляда, под которым девушка ощущала себя раздетой. Через несколько секунд молчания он спросил: — Нужно особое приглашение?
Девушка вздрогнула и вдруг осознала, что уже должна на всех парах лететь в свою комнату. От стыда она покраснела еще сильнее, если это вообще возможно, и тут же на пятках развернулась, чтобы уйти. Она бесшумно почти бегом дошла до двери и аккуратно приоткрыла ее, чтобы протиснуться в щель.
— Простите, — пискнула она.
Уже закрывая за собой дверь, Ася заметила, как переливаются золотые перстни на пальцах мужчины, и теперь была уверена, что он — сын Коэна. А значит, у нее могли быть огромные проблемы.
Глава 6: fuge, late, tace
Беги, таись, молчи.
Дни тянулись один за другим, все сильнее затягивая веревку на шее Аси. Мир вокруг уменьшился до размеров старого захваченного фанатиками здания. Его коридоры, залы и кабинеты переплетались друг с другом, превращаясь в запутанные лабиринты и обрываясь тупиками. Воцарившийся большую часть дней полумрак пеленой ложился перед глазами, будто пытался сокрыть секреты этого места от посторонних глаз. Казалось, у всего здесь есть уши. Все стены и полы, потолки и окна пристально следили за послушниками, запоминали их передвижения, невидимым огнем выжигая тени на бетоне.
Строгая система стабильно работала день и ночь, не останавливаясь ни на секунду. Её послушники, словно шестеренки, без устали крутились, передавая друг другу энергию и запуская сложный многогранный механизм. Здесь не было места поломке или задержке — за работой этого налаженного устройства пристально следили мастера — Зайчики. От их зорких непроницаемых глаз не уходило ни единое лишнее движение или слово, они тут же вклинивались в работу и направляли людское течение в нужное русло. Были они больше мастерами-часовщиками или надзирателями — вопрос риторический. Их боялись и уважали одновременно, с ними считались, но при этом игнорировали. Их призрачные тени мелькали за спинами рабочих, кружили над головами служащих и обдавали пугающим холодом любого, кто проходил мимо. Они были и гарантией безопасности, и средством управления.
В какой-то момент свежий уличный воздух стал роскошью, а личное пространство — забытым удобством. Едва ли можно было уличить момент, когда рядом оставалась лишь пустота, и погрузиться в собственные мысли в уединении. Это не было большой проблемой, но и смириться с такой жизнью не получалось. Ася чувствовала, будто над ней подвесили многотонный металлический груз, что в любой момент может на нее рухнуть, но пока он придерживается уверенной стальной хваткой Отца. В мыслях девушки он был могущественным великаном, несмотря на невысокий рост в жизни. Отец компенсировал свои недостатки чувством собственного достоинства и силой характера. Его внешний облик мерк по сравнению с внутренней энергией, которую он излучал. При взгляде на мужчину каждый в первую очередь видел бессмертного лидера, который сможет противостоять любым невзгодам и проблемам, а потом уже замечали его карие глаза, убеленную седину и нежную старческую улыбку. Отец был одновременно и добрым наставником, и справедливым карателем, верным другом и безжалостным надсмотрщиком.
За вечными тревожными размышлениями прошло несколько дней, и наступило воскресенье. Ася была почти что изолирована от самой себя. На длинные задумчивые паузы у нее просто не было времени: ранний подъем сменял быстрый завтрак, за которым следовало нудное послушание. Те редкие часы отдыха, что выпадали после работы, Ася посвящала беспокойному сну, потому что он единственный помогал ей забыться и отдохнуть от вечного укоренившегося в сознании страха.
Решив, что здесь слишком легкомысленно относятся к новоприбывшим, Ася погорячилась. Она каждую секунду чувствовала на себе пристальные незаметные взгляды Зайчиков Отца и послушников, что так тщательно создавали видимость занятости. Девушке не давали ни минуты свободного времени: во время послушаний ее загружали тяжелой работой в компании других послушников, так что она не могла отлынивать и заниматься своими делами. Утром перед завтраком или вечером после собрания за ней кто-то всегда шел по пятам, следил за тем, не таит ли она за своей жалкой душещипательной легендой что-то более серьезное и сокрытое от остальных глаз.
Но работа приносила свои плоды. Как бы Ася не гнушалась на вечный надзор и тяжелые задания, она медленно завоевывала доверие. Несколько раз ей давали работу, связанную напрямую с Отцом. Первый раз ее послали в кабинет Коэна в дневное послушание в пятницу. Услышав об этом, девушка побледнела. Она и так шугалась каждый раз, когда называли ее имя. С ночной встречи Аси с Сыном (она не была уверена, как именно называется его должность, но имени так и не узнала) прошел день. Девушка ожидала, что по ее душу придут в ту же ночь с гневными обвинениями и криками, но ничего такого не случилось. И ни на следующее утро, ни на какое-либо другое никто не явился, но страх никуда не уходил. Он тихо выжидал, высасывая из Аси жизненные силы. Поэтому в то утро, когда ее пригласили в кабинет Отца, девушка явилась туда, дрожа как осиновый лист. Она ожидала публичной казни и позора, но вместо этого получила задание прибраться в небольшой личной библиотеке старца. Несколько часов она провела почти рука об руку с Отцом и очень мило побеседовала с ним.
— Екатерина, — привлек старик ее внимание. Он сидел в своем массивном кожаном кресле, в котором запросто можно было утонуть, и что-то без устали записывал. — Ты молчалива.
— Не хочу Вас отвлекать, — ответила девушка, поразившись, что Отец вообще с ней заговорил.
— Ты очень трудолюбива, — заметил он. — Где ты работала раньше?
— В-в школе, — сказала Ася первое, что пришло в голову, и тут же про себя выругалась. Неудачное место работы она выбрала.
— Да? У нас есть одна послушница, которая тоже работала в школе, учительницей младших классов, — ответил Отец, и девушка тут же поняла, кого он имеет ввиду. Совпадение это или нет, но он явно говорил о ее матери. — У тебя есть дети?
— Нет, — выдохнула Ася. — Мой муж их не хотел.
— Тебе повезло, что ты смогла вырваться из его клетки, — ответил старик, а Ася про себя с иронией подумала, что лишь заменила одну тюрьму другой. — Здесь ты сможешь начать жизнь заново.
— Очень на это надеюсь, — ответила девушка, нервно натирая тряпкой обложку книги. Она не понимала, прощупывает Отец почву или действительно заинтересован в жизни своей послушницы.
Тем не менее, первая работа вблизи Отца подошла к концу, уступив место следующей. Ася надеялась, что дело в ее трудолюбии и некогда оттертых пятнах вина с пола в зале, а не в подозрениях старика о личности Екатерины. В это воскресное утро она вновь стояла у кабинета Коэна и дожидалась разрешения войти. Почему-то в этот раз Зайчики не отворили двери сразу после ее прихода, а что-то выжидали. За дверью слышались голоса, но слов было почти не разобрать, как и их обладателей. Ася вновь испуганно подумала, что в кабинете может стоять Сын и доносить на ночную нарушительницу порядка, но постаралась тут же успокоить себя.