— Режь, дурак! — процедила она сквозь зубы.
— Прости, — чуть поколебавшись, прошептал мужчина перед тем, как взять в руку дрожащую ладонь Аси и холодным лезвием провести вдоль ее линии.
Ася болезненно зажмурилась, стараясь не застонать от боли. Потом она сжала ладонь в кулак и выпустила поток крови в чашу. Несколько мучительно долгих секунд — и девушка наконец отошла от пьедестала, даже не взглянув на Павла, который, напряженно застыв, наблюдал за ней. Ася вернулась в толпу послушников, прижимая бархат накидки к левой ладони. Рана жгла и ныла, а ручеек крови никак не останавливался, однако его было совсем не видно на красной ткани плаща.
Вскоре все послушники вернулись на свои места, прижимая руки к груди. Тогда Отец, выдержав паузу, заговорил вновь.
— Ваша жертва станет частью миссии. Она соединится в человеческом единстве! — Павел, взяв в руки сосуд, шагнул вперед. Следом его действия повторили остальные двое. Они поставили свои чаши на главный алтарь в центре, и Сын медленно влил их содержимое в позолоченный кубок, инкрустированный драгоценными камнями. Кровь послушным потоком стекала из сосудов, капая на пьедестал бурыми пятнами. Когда бокал был заполнен, Павел отставил пустые чаши и медленно отошел в толпу.
Жар в зале усиливался, и дышать становилось все тяжелее. Ася стояла в третьем ряду, изо всех сил сопротивляясь накатившей слабости. Она понимала, что сейчас совершенно беззащитна. Павел не мог ее защитить, он стал частью ритуала, а люди вокруг вовсе не замечали послушницу, они были поглощены драгоценным сияющим кубком на алтаре и магическими заклинаниями Отца.
Вокруг царила какая-то ядовитая атмосфера жертвенности. Запахи крови и чужих тел смешались с ароматами смерти, страха и благоговения. Церемония медленно подходила к своей пугающей кульминации.
— Memento mori [Помни о смерти (с лат.)]! — прокричал Отец, и вдруг откуда-то из стены за его спиной вышел человек. Он будто образовался из темноты, поглотившей углы зала, явился из мрачного тумана.
Этот человек плавно двинулся к алтарю. Он словно плыл по земле, его движения были полны магической грациозности и гипнотической плавности. Когда человек подошел к пьедесталу, он взял в руки золотой кубок и поднялся на камень. Возвышаясь над толпой послушников, он вдруг впился в сосуд, жадно глотая кровь.
Асино лицо перекосила гримаса отвращения. Она с ужасом наблюдала за тем, как густая кровь струится по его лицу и шее. Его кадык ритмично двигался с каждым новым глотком, а все тело дрожало в исступлении. Ася никогда бы не поверила, что так можно пить кровь, если бы собственными глазами не видела, как ее переливали из сосуда в сосуд, пока она не попала в руки этого человека.
Это было страшное зрелище, но от него нельзя было оторвать глаз. Ася слышала тяжелое прерывистое дыхание человека, его тихие всхлипывания. Он словно мучался от каждого нового глотка, но не мог остановиться, и его непреодолимое желание разрывало его глотку, его тело. Вдруг его костлявые бледные пальцы раскрылись, выпуская кубок из рук. Драгоценный бокал с глухим звоном ударился об алтарь, но никто не заметил этого. Все людское внимание было приковано к безумным зеленым глазам, широко раскрытым в немом ужасе. Он смотрел куда-то вдаль, вглядываясь в то, что видел лишь один. Его рот растянулся в неком подобии оскала, нечто среднего между улыбкой и криком. Острые пальцы сжались в судороге, а все его тело трясло крупной дрожью. Физически он был здесь, стоял на алтаре, но внутри будто перестал существовать, замер, застряв во времени.
Ася не знала, сколько прошло времени перед тем, как Отец вновь разрезал мертвую тишину зала своим истошным криком:
— Memento quia pulvis est [Помни, что ты прах (с лат.)]!
И тогда время будто понеслось вперед с дикой скоростью, очнувшись от возгласа старика. Картинки замелькали перед глазами Аси сломанным слайд-шоу. В скрюченной бледной руке мужчины что-то блеснуло золотом и взметнулось вверх. Его зеленые глаза закатились в экстазе. Голова запрокинулась назад, оголяя тонкую резко очерченную шею, и тут же она разделилась надвое.
Острый ножик ловко полоснул по коже, вонзаясь в плоть почти до самого основания. Фонтан ярко-красной крови резкими импульсами брызнул вперед. Худощавая рука ловко проскользила из стороны в сторону и тут же безвольно упала. Несколько секунд фигура, заливая кровью стоящих впереди послушников, держалась неподвижно, а потом безвольной куклой рухнула вперед. Вокруг нее тут же разлилось алое озеро.
Вокруг послышались крики и возгласы. Люди метались из стороны в сторону, глядя друг на друга с животным восхищением. Они толкались и пробирались друг через друга, окружая бездыханное окровавленное тело.
Рука Аси медленно взметнулась к лицу. Она двумя пальцами провела по влажной щеке, размазывая по ней бордовую грязь. Захотелось смеяться. Это было необычайно живое представление, словно настоящее.
Человек продолжал отыгрывать роль. Он лежал на земле, лицом вниз. Однако даже так было видно зияющую глубокую рану, огибающую его тонкую шею. Фонтан плавно сменился сильным потоком крови. Темно-алая лужа коснулась Асиных ног. Девушка бездумно смотрела на нее, позволяя жидкости впитаться в тонкую ткань обуви.
А потом она схватилась за шею, сильно сжимая ее руками, будто ранили ее. Это не было представлением. Человек не вставал, он даже не дышал. И кровь не была искусственной. А острый нож, что лежал рядом, действительно разрезал чужую плоть как бумагу!
«Господи!» — ледяной пот прошиб тело.
«Он мертв!» — ватные ноги едва смогли двинуться.
«Боже!» — грудь сдавило железными тисками, вышибая из легких весь воздух.
«Он убил себя!» — чья-то рука вдруг легла на Асино плечо.
Перед глазами замелькали размытые силуэты и огни, чужая кровь выжигала лицо, рана на руке словно горела пламенем. Ася стремглав бросилась к выходу, миновав оглушающую толпу. Отец что-то кричал, люди ликовали в ответ, никто не смотрел на распоротое тело. Никто не заметил сгорбленный дрожащий силуэт, скрывшийся в темноте коридоров.
Ася, задыхаясь и прижимая к груди разрезанную руку, взбежала вверх по лестнице, несколько раз чуть не навернувшись. Она выскочила в темный пустой холл и бросилась вперед, не разбирая дороги. Перед глазами все еще стояла мужская фигура. Она тряслась в упоении. Золотой нож плавно, словно в сливочный торт, вошел в кожу, раздирая сосуды, вены и артерии. Он провернулся внутри и вскрыл глотку, выпуская наружу внутренности, кровь и плоть. Брызжущий в стороны фонтан покрыл Асино лицо мелкими брызгами. Мужская шея сложилась надвое. Странное бульканье отозвалось эхом в ушах, затем длинный хрип, и глухой удар тела о пол. Смерть. Это была смерть.
***
Железный люк в полу с грохотом захлопнулся после того, как выпустил через себя последнего человека. Наконец в «Истинном пути» наступила ночь. Время, когда все предаются покою и сновидениям перед очередным длинным днем. Теперь во всех залах здания установила свою власть кромешная тьма. Дотлели фитиля свечей, опустели коридоры, закрылись все двери. Рации давно молчали, и их примеру последовали люди.
Лишь в одном одиноком окне на втором этаже горел свет. Это была жилая комната. В ней, расположившись на кровати, читала книжку женщина средних лет. Она сколько себя помнит красила волосы в ярко-рыжий цвет, курила тонкие сигареты и читала этот самый роман. Пока соседки не было в комнате, женщина могла позволить себе некоторые вольности. Например, не спать после отбоя или не заботиться о своей легенде. Не притворятся, не лгать. И курить прямо в постели. Красно-серый огонек сигареты тлел между пальцев, превращаясь в грязный пепел. Женщина легким ударом пальца стряхнула его на пол и тут же глубоко затянулась. Обжигающий дым наполнил легкие и тут же с шумным выдохом растворился в воздухе. Ночная тишина убаюкивала, но спать совсем не хотелось. Женщина ждала свою соседку, чтобы утешить любопытство и узнать об очередном особом собрании. А может, чтобы удостовериться, что с маленькой нарушительницей все в порядке.