— Можно, — девушка послушно выпрямилась и села на один из низеньких стульев. — А к Вам как обращаться лучше?..
— Екатерина Ивановна меня звать, — женщина ловко разлила по чашкам кипяток, суетливо возясь с кухонной утварью. — Уж прости, угостить ничем не могу, забыла совсем, что должен прийти кто-то.
— Ничего. Главное, что мы сможем поговорить.
— Девочка, такая молоденькая, а в такую ерунду ввязалась, — неодобрительно качая головой, заключила Екатерина Ивановна. — Мне в свое время никто так и не помог.
— Поэтому я сейчас здесь, хочу помочь Вам, — мягко улыбнулась Ася, придвигая к себе кружку, на дне которой маячил чайный пакетик.
— Да уж сколько лет-то миновало, мне не помочь уже, — рассмеялась женщина совсем без грусти. — Другим может, еще и можно, а у меня все, позади все осталось.
— И что произошло? — мягко спросила Ася. Екатерина Ивановна совсем не выглядела подавленной, однако девушка понимала, что спокойствие и смех могут быть напускными, а на деле в душе женщины могли еще таиться давняя обида и незалеченные раны.
— Ох, как бы все припомнить, — женщина грузно опустилась на стул напротив и устало подперла подбородок ладонью. Она задумчиво опустила глаза, и морщинки на ее лице на мгновение разгладились. — Двадцать лет назад это было. Значит, мне сорок лет стукнуло, мужу — сорок пять. И погибла в тот год наша доченька, наша любовь, да к тому же в положении. А мы тогда, как сейчас помню, ремонт устроили в ее комнате и детскую начинали делать. Ждали ее, чтобы обои вместе выбрать. А мужа-то у нее не было, так она к нам бы и переехала. Вместе бы на ноги поставили внука или внучку… — женщина, громко шмыгнув носом, сделала пару глотков чая. — А тут звонят. Спрашивают: «Юлия Ковалева — ваша дочь?». Говорим — наша. А они: «Авария случилась на Большом кольце». Ну, и разделилась наша жизнь тогда на две части. Мы с мужем все вместе переживали, всегда рядом друг у друга, но чего-то ему не хватило, видимо. Я уж оправилась тогда, года так через три. И работала, и убиралась, и все это. А муж никак не мог в себя прийти. Так вот однажды приходит он и говорит, что с такими людьми познакомился, каких никогда еще не встречал. Что место есть одно, где люди как одна семья, где помощь можно получить. И звал меня с собой на встречи ихние. Я как-то отказалась тогда, помню, сразу мне это странным показалось. Ну, не были в то время так секты всякие в чести, никто ж и не знал, как это называется, и понять что-то, пока поздно не станет, не мог. Так и мы с мужем попались на их удочку. Он ходил туда каждый день, души в них не чаял, а я думала, мол чем бы дите не тешилось… И ведь налаживалось все потихоньку. Он улыбаться стал, смеяться, мы тогда даже ездили по Золотому кольцу вместе. Он все к храмам бегал, иконами восхищался, но говорил, что не хватает ему чего-то в христианстве. Нет, мол, изюминки какой-то. А я-то человек нерелигиозный, рукой махала на все его увлечения, шутила, что он, дурак, на Бога надеется вместо себя. А однажды он пропал. Ушел на работу да и не вернулся больше. Ох, чего я тогда только не натерпелась-то. И по отделениям милицейским бегала, и все больницы да морги обзвонила, на работе его сто раз на дню появлялась, меня там уже посылали куда подальше, как только видели. Вот только нигде мне не помогли. В полиции-то сказали, что да, есть такая организация, «Истинный путь» называется, только там все чистенько и хорошо. И еще сказали, чтоб дала мужу кислороду, а то задушила его, видите ли, змея своей заботой. Ничего мне больше не оставалось: я ждать его решила. Неделю прождала, месяц, год, а он никак не появлялся. А потом заместо него пришли люди с документами. Человек пять, такие черненькие, низенькие, на ломаном русском говорят мне: «Мать, мы тут живем, комната наша по договору». И суют мне бумажки эти подписанные. Представляешь! Пять человек на две комнаты! Якобы муж мой долю свою продал как-то через знакомых, не помню точно. Но натерпелась я тогда… Они в комнаты дочери и ребеночка заселились, я ведь им никак воспротивиться не могла. В милиции от ворот поворот дали, мол все законно. А то, что я с иродами этими должна была квартиру свою делить, это законно?! Я ни спать, ни есть не могла, они как тараканы, везде всегда ползали, шхерились, на своем родном что-то балакали. Потом ведь и вправду и тараканы поползли, и клопы, и крыс я в подъезде видела! Не смогла я так долго жить, Тася, не смогла… Терпела, воевала, кричала, плакала. Умоляла даже. Предлагала долю у них выкупить, а они ни в какую, говорили лишь, что, если не нравится что-то, — путь-дорога. И пришлось мне продать свою часть квартирки. Задешево, никто не хотел с такими соседями уживаться за миллионы, а с агентствами всякими я не решалась связываться, везде мне мошенники виделись. С катушек слетела тогда, видимо. Ну, и купила здесь комнату, на что денег хватило. Вот уж пятнадцатый год кукую, каждый вечер засыпаю со страхом, что ночью на меня или потолок обвалится, или бомжи через окна залезут. А просыпаться-то еще хуже, ведь понимаешь, что очередной день тебя ждет впереди.
Женщина замолчала, плотно сжав губы. Она говорила бойко и с характером, но скупая одинокая слеза все равно мазнула по бледно-желтой щеке. Ася задумчиво молчала, она совершенно не знала, что и сказать. Эта женщина мучилась из-за «Истинного пути» годами, потеряла и мужа, и квартиру, и любое напоминание о былой некогда счастливой жизни. Что же может сделать для нее Ася, кроме как выслушать? Может ли она ей обещать, что что-то изменится?
— А с мужем Вы больше не общались? — наконец Ася смогла вымолвить хоть что-то.
— Нет, — качнула светлой головой Екатерина Ивановна. Она не смотрела на девушку напротив, а лишь аккуратно подстриженным ногтем выводила круги на скатерти. — Я не смогла его найти.
— Ясно…
— А ты-то? — женщина стерла с лица влажную дорожку и бодро переключилась на гостью. — Как там очутилась?
— Мама туда вступила. А я пыталась ее вернуть.
— Не вышло? — прищурившись, уточнила женщина.
— Не вышло, — пожала плечами Ася.
— Я уже не верю, что оттуда можно кого-то спасти, девочка, — задумчиво заговорила Екатерина Ивановна. — Ни у меня это не вышло, ни у тебя. Если им надо, они, как клещи, цепляются за человека всеми руками и ногами.
— Но я еще не закончила с ними, — возразила девушка. — И я не одна. Мне помогают друзья.
— Ох, я бы помолилась за тебя, Тася. Но принципиально этого не делаю. Может, хоть тебе удастся закрыть за решетку этого сектанта и его последышей.
Ася еще немного поговорила с Екатериной Ивановной. Она ничего больше не могла сказать. Об «Истинном пути» женщина знала лишь то, что они отняли у нее жизнь, но никогда не пыталась докопаться до правды. Все-таки, тогда женщине было сорок с лишним лет, а в таком возрасте мало у кого остаются силы бороться с целым миром. Екатерина Ивановна отдалась воле случая и позволила забрать у нее единственную ценность — мужа. Ася не могла вернуть ей квартиру, а тем более, любовь, однако она смогла бы подарить женщине знание, что в эту ловушку больше никто не попадется.
Екатерина была лишь одной из многих. Из сотни или, возможно, тысячи таких же женщин, которые столкнулись с произволом власть имущих и бездействием целого государства. Десятилетиями людей лишали семьи и крова над головой. Система пережевывала их, выплевывая лишь косточки и оставляя после себя целые мили из сломанных жизней. Ясно, почему ребята хотели положить этому конец. И почему он…
Ася дернула головой, освобождаясь от тяжелых пут мыслей. Екатерина Ивановна согласилась дать любые показания, что несказанно радовало девушку и должно было обрадовать ребят. Женщина оказалась на удивление бойкой для своих шестидесяти лет. Несмотря на глубоко закопанную внутри боль, она продолжала стремиться к чему-то хорошему и даже спустя двадцать лет была готова бороться.
Вскоре Ася сидела в автобусе, головой приникнув к дребезжащему стеклу. Она задумчиво наблюдала, как из вида исчезают догнивающие деревяшки, черно-серые лужи и деревянные мостки, пронизывающие почти весь район. Одно дело из сотни было сделано, и третий человек, пострадавший от рук Отца, наконец поведал свою историю. Конечно, Ася даже предположить не могла, сколько еще таких же страдальцев прячутся за стенами и дверьми своих квартир, не желая ни с кем разговаривать. Найти желающих тратить силы на призрачное дело, тянувшееся десятилетиями, было сложно. В интернете Ася то и дело натыкалась на шутников, ложные сообщения и сплошной текст обмана. Девушка с горечью думала, что показания матери или Аллы были бы самым веским доказательством. И если по поводу мамы Ася сомневалась, то насчет Аллы она была уверена. Женщина бы не упустила возможность поучаствовать в таком деле. Однако Ася до сих пор не знала ее секретов. Она могла лишь догадываться, что Алла забыла в таком месте со своими-то жизненными принципами и устоями. За месяц, проведенный вместе, женщина так и не раскрыла свою тайну, а теперь неизвестно, когда они смогут вновь поговорить. И смогут ли вообще. Зато Ася узнала фамилию соседки — Зорина. Она услышала это в последний день в обществе, когда ее притащили в нижний зал. Отец спрашивал про Аллу у Андрея. Однако фамилия соседки ничего нового не открыла — интернет в очередной раз не дал ответов. Ася подозревала, что фамилия может быть вымышленной, но сейчас ей оставалось лишь догадываться об этом.